Диалоги об искусстве. Пятое измерение

Существовали и другие тематические виды натюрморта. В Пушкинском музее хранится картина итальянского художника Кристофоро Мунари (Монари) «Натюрморт с письменными принадлежностями». Были художники, специализировавшиеся на такого рода натюрмортах в XVII веке, и были любители таких интеллектуальных натюрмортов среди покупателей.

Маленькое и совершенно очаровательное полотно «Цветы в стеклянной бутыли» фламандского художника Яна ван Кесселя – пример столь любимого в XVII веке цветочного натюрморта. Вообще, и голландцы, и фламандцы обожали писать цветы, но Кессель любил размещать на своих полотнах также и всякого рода насекомых и гусениц, как бы говоря: «Вот это срезанные цветы, они уже не живые, а вот это живые существа: муха или гусеница ползет по листику, бабочка порхает вокруг этого букета». Эти детали, изображающие и живую, и неживую природу, были призваны подчеркивать характер натюрморта. Любопытно, что здесь опять мы видим на бутыли блик от окна, что говорит о том, что букет стоит в комнате и где-то рядом находятся люди.

Совсем другой и по набору предметов, и по настроению «Натюрморт с часами» испанского художника Антонио Переда-и-Сальгадо. На фоне нарядного, даже торжественного занавеса расположены часы на ножке, представляющей собой согнутого человека, целый набор керамических и металлических сосудов, россыпь орехов, морские раковины. В целом создается ощущение какого-то жесткого мира. Здесь нет той привлекательности, мягкости, той обращенности к человеку, свойственной голландским и фламандским натюрмортам. И хотя мы все же ощущаем разговор предметов между собой, здесь не создана атмосфера для их жизни.

Весьма распространенными не только в XVII, но и в последующих столетиях были натюрморты с музыкальными инструментами. Одним из признанных мастеров этого типа натюрморта был художник Бонавентура Беттера. Он происходил из семьи художников, самым знаменитым был отец Бонавентуры Бартоломео Беттера, и их иногда путают, приписывая произведение одного другому. На полотне представлены скрипки, альты, другие музыкальные инструменты, а также глобус, который, наверное, намекает нам на то, что музыка объемлет весь мир. Перед нами прославление мира музыки.

XVIII век

В XVIII столетии с искусством натюрморта происходит то же, что и со всем искусством того времени: оно полностью теряет иносказательный характер, внутреннюю мифологию и в большой мере теряет свою многозначительность. Конечно, работают крупные мастера, но искусство натюрморта выходит из ранга центральной темы искусства.

В Пушкинском музее есть работа относительно недавно открытого итальянского художника XVIII века Карло Маджини «Натюрморт с хлебом и ветчиной». На картине изображены предельно простые предметы: медный чайник, бутыли, медная лампа, фаянсовый чайник, стаканы, записка и ключ. Я бы сказала, что здесь определены социальные вкусы возникающего в то время третьего сословия, которым особенно ценились поэзия нехитрого домашнего очага и какая-то интимность взаимоотношения человека с окружающими предметами, даже очень простыми. Это демократический тип натюрморта, и в нем видна явная симпатия художника к его новому заказчику.

Подобный образ мы находим и у чрезвычайно знаменитого художника, одного из главных натюрмортистов в истории искусства Франции, Жана Батиста Шардена. В собрании Пушкинского музея нет его знаменитых кухонных натюрмортов, но есть «Натюрморт с атрибутами искусств», созданный в 1720 году в жанре, в котором он тоже много работал. На этом натюрморте, очень строгом и лаконичном, предметы, скорее всего, из окружения самого художника. Наверное, это уголок его мастерской: на столе стоит гипсовая голова Меркурия, лежат книги, свитки с рисунками. Это так называемый интеллектуальный натюрморт, и он призван передать ту одухотворенную атмосферу, в которой живет мастер. Достаточно простые предметы под кистью Шардена обретают значительность и торжественность.

XIX век

Конечно, и в XIX веке многие художники работали в жанре натюрморта, но какие-то новаторские идеи появляются только в конце века в творчестве постимпрессионистов, а именно – у Поля Сезанна и Поля Гогена.