Девушка с жемчужной сережкой

– Что ты здесь делаешь, Грета? Что-нибудь случилось с матушкой или отцом?

– Нет, с ними все в порядке. Я просто пришла к тебе в гости.

– А…

Франс размотал руки, вытер лицо тряпкой, отхлебнул из кружки пива и повел плечами, как делают грузчики, окончившие разгрузку баржи, чтобы размяться и снять напряжение. Раньше я за ним не замечала такой привычки.

– Ты все еще работаешь у печи? Тебе разве еще не поручают более тонкую работу? Разрисовывать или глазуровать плитки, как те мальчики в соседнем здании…

Франс пожал плечами.

– Но они же твои сверстники. Разве тебе не пора?..

У него перекосилось лицо, и я оборвала себя на полуслове.

– Я наказан, – тихо сказал он.

– Наказан? За что?

Франс молчал.

– Франс, признавайся, в чем дело, а не то я скажу родителям, что у тебя ничего не получается с учебой.

– Дело не в этом, – торопливо сказал Франс, – я рассердил хозяина.

– Чем?

– Я обидел его жену.

– Как?

Франс минуту поколебался.

– Она сама это начала, – тихо сказал он. – Стала проявлять ко мне внимание. Но когда я тоже его проявил, она пожаловалась мужу. Он не выгнал меня только из дружбы к отцу. Так что меня сослали работать у печи, пока он не смилостивится.

– Франс, как ты мог сделать такую глупость? Разве жена хозяина тебе ровня? Из-за этого может пойти насмарку все твое ученье.

– Тебе не понять, – пробурчал он. – Тут такая тоска – работаешь до потери сил, и больше ничего. Скука смертная. А эта история меня немного развлекала. Не тебе меня осуждать – у тебя есть твой мясник, за которого ты выйдешь замуж и будешь как сыр в масле кататься. Хорошо тебе меня учить, когда у меня вся жизнь – это бесконечные плитки. Что с того, что я загляделся на хорошенькое личико?

Я хотела сказать, что я очень даже понимаю. По ночам мне иногда снились горы грязного белья, которые никогда не уменьшались, как бы старательно я его ни терла, кипятила и гладила.

Но я ничего такого брату не сказала, а только с беспокойством спросила:

– Уж не та ли это женщина, что стоит в воротах?

Франс пожал плечами и выпил еще пива. Я представила себе кислую физиономию той женщины. Неужели это можно назвать хорошеньким личиком?

– А вообще-то чего это ты заявилась, когда тебе надо работать в своем квартале папистов?

Я приготовила объяснение, почему я пришла. Дескать, меня послали на окраину Делфта, откуда до фабрики совсем близко. Но мне стало так жалко брата, что я вдруг выложила ему всю историю о Ван Рейвене и картине. Излив душу, я почувствовала большое облегчение.

Он внимательно меня выслушал и потом заявил:

– Видишь, не такая уж между нами большая разница – и на тебя обращает внимание человек, стоящий гораздо выше тебя.

– Но я не поддалась на приставания Ван Рейвена и не собираюсь этого делать!

– Я не имею в виду Ван Рейвена, – с усмешкой сказал Франс. – Я говорю о твоем хозяине.

– При чем тут мой хозяин? – воскликнула я.

Франс улыбнулся:

– Полно, Грета, не юли.

– Перестань! Что ты еще придумал? Он никогда…

– Этого и не нужно. Все видно по твоему лицу. Может, тебе удастся это скрывать от родителей и твоего мясника, но меня ты не обманешь. Я тебя слишком хорошо знаю.

Да, он действительно хорошо меня знал.

Я хотела возразить, но не нашла что.

* * *

Хотя стоял декабрь и было холодно, я так быстро шла, огорошенная словами Франса, что оказалась в квартале папистов гораздо раньше, чем было надо. Мне было жарко, и я размотала шаль, чтобы ветер остудил мне лицо. Когда я шла к дому по Ауде Лангендейк, я увидела, что навстречу мне идет хозяин с Ван Рейвеном. Я опустила голову и перешла на другую сторону улицы, чтобы оказаться со стороны хозяина, а не Ван Рейвена. Но этим я только привлекла его внимание, и он остановился, придержав за руку хозяина.

– Эй, большеглазая служанка! – крикнул он, поворачиваясь ко мне. – А мне сказали, что ты ушла по делам. Что-то мне кажется, что ты меня избегаешь, дорогуша. Как тебя зовут?

– Грета, сударь.

Я не поднимала глаз, глядя на башмаки хозяина. Они были начищены до блеска – Мартхе сделала это утром под моим руководством.

– Так что скажешь, Грета, – ты действительно меня избегаешь?

– Нет, сударь, меня просто посылали с поручениями.

Я показала ему сумку с покупками, которые я сделала для Марии Тинс до того, как пошла к брату.

– Тогда надеюсь, что буду видеть тебя почаще.

– Да, сударь.

Позади мужчин стояли две женщины. Я взглянула на их лица и поняла, что это сестра и дочь Ван Рейвена, которые позируют для картины вместе с ним. Дочь глядела на меня с изумлением.

– Надеюсь, ты не забыл свое обещание, – сказал Ван Рейвен моему хозяину.

У того дернулась голова, как у марионетки.

– Нет, – помедлив, ответил он.

– Отлично. Значит, начнешь работу над той картиной до того, как мы придем на следующий сеанс? – сказал он с плотоядной ухмылкой, от которой у меня мороз побежал по коже.

Некоторое время все молчали. Я подняла глаза на хозяина. Он старался сохранить спокойное выражение лица, но я видела, что он рассержен.

– Хорошо, – наконец выговорил он, не глядя на меня.

Тогда я не поняла, что они имели в виду, но почувствовала, что это имеет отношение ко мне. На следующий день все объяснилось.