– Что, хочешь еще раз послушать? – Он заговорил громче: – Может, мне на весь рынок разнести эту историю?
– Тсс! – зашипела я. Я видела, что он, хоть и петушится, сильно на меня обижен. – Просто расскажите, что вы слышали.
Питер-старший понизил голос:
– Слышал, что повариха Ван Рейвенов говорит, будто твой хозяин будет рисовать тебя вместе с Ван Рейвеном.
– Я про это ничего не знаю, – твердо сказала я.
Но я знала – как и матушка, он мне не верит.
Питер сгреб с прилавка пригоршню свиных почек и сказал, взвешивая их в руках:
– Это не мне надо говорить.
Я подождала несколько дней и потом решила спросить Марию Тинс. Мне хотелось узнать, скажет ли мне кто-нибудь про это напрямую. Я зашла к ней в комнату с распятием после обеда, когда Катарина спала, а девочки отправились с Мартхе на Скотный рынок. Таннеке сидела на кухне и шила, приглядывая за Йоханом и Франциском.
– Можно мне с вами поговорить, сударыня? – тихо сказала я.
– Ну что еще? – Она разожгла свою трубку и смотрела на меня через дым. – Опять что-то случилось? – спросила она усталым голосом.
– Не знаю, сударыня, но до меня дошел какой-то странный слух.
– До нас всех доходят странные слухи.
– Я слышала, что хозяин собирается рисовать меня вместе с Ван Рейвеном.
Мария Тинс хохотнула:
– Действительно странный слух. Что, на рынке болтают?
Я кивнула.
Она откинулась в кресле и пыхнула трубкой:
– Ну а сама ты что об этом думаешь?
Я не знала, как ей ответить.
– А что мне думать, сударыня? – тупо спросила я.
– Других я не стала бы об этом спрашивать. Таннеке, например, когда он ее рисовал, была рада-радешенька позировать ему несколько месяцев, наливая молоко из кувшина. Несколько месяцев! И никаких сомнений у нее не возникало, благослови Господи ее простодушие. Ты много думаешь про себя, но никому своих мыслей не поверяешь. Хотела бы я знать, что у тебя в голове.
Тогда я сказала ей то, чего она не могла не понять:
– Я не хочу позировать вместе с Ван Рейвеном, сударыня. Его намерения относительно меня нельзя назвать благородными.
– У него никогда не бывает благородных намерений в отношении молодых девушек.
Я нервно вытерла руки фартуком.
– Но твоя честь вне опасности. У нее есть защитник, – продолжала она. – Оказывается, моему зятю так же мало нравится мысль рисовать тебя с Ван Рейвеном, как тебе – позировать вместе с ним.
Я не смогла скрыть облегчения.
– Однако, – предупредила меня Мария Тинс, – Ван Рейвен – его патрон, богатый и могущественный человек. Мы не можем себе позволить проявить к нему неуважение.
– Что же вы ему скажете, сударыня?
– Я еще не решила. А пока что тебе придется потерпеть и не отрицать, что такое может случиться. Нам совсем ни к чему, чтобы до Ван Рейвена дошел с рынка слух, что ты отказываешься позировать вместе с ним.
Видимо, по моему лицу она поняла, что мне это совсем не нравится.
– Не вешай нос, – буркнула Мария Тинс, стуча трубкой по столу, чтобы выбить пепел. – Что-нибудь придумаем. Веди себя тихо, занимайся своими делами и никому ни слова.
– Хорошо, сударыня.
До этого я избегала Питера-младшего. Это было совсем не трудно – всю неделю на Скотном рынке шли аукционы: вошедшие в тело за лето и осень животные были готовы к забою перед началом зимы. Питер ходил туда каждый день.
Но на следующий день после разговора с Марией Тинс я отправилась искать его на Скотном рынке, благо тот был от нас совсем близко – сразу за углом Ауде Лангендейк. После обеда там было спокойнее, чем утром, когда проходили аукционы. Многих животных уже забрали их новые владельцы, и на рынке остались лишь продавцы, которые стояли под окружавшими площадь платанами, пересчитывая выручку и обсуждая сделки. Листья на деревьях пожелтели и опали, смешавшись с навозом и мочой, запах которых разносился по всей округе. Питер-младший сидел с каким-то приятелем за столиком около кабачка. Перед каждым стояла кружка пива. Занятый разговором, Питер меня не увидел – даже когда я молча подошла и встала рядом с их столиком. В конце концов меня заметил приятель Питера и толкнул его локтем.
– Мне надо с тобой поговорить, – поспешно сказала я, не дожидаясь даже, пока на его лице отразится удивление.
Его приятель тут же вскочил и предложил мне свой стул.
– Может, пройдемся? – спросила я, кивая в сторону площади.
– Пожалуйста, – сказал Питер.
Он кивнул своему приятелю и пошел за мной. По его лицу трудно было сказать, рад он встрече со мной или нет.
– И как сегодня прошли аукционы? – неловко спросила я.
Я совсем не умела болтать о пустяках.
Питер пожал плечами, взял меня за локоть, чтобы я не угодила в кучу навоза, потом отпустил мою руку.
Нет, придется говорить напрямик.
– На рынке сплетничают про меня, – бухнула я.
– На рынке всегда о ком-то сплетничают, – ответил он сдержанным тоном.
– Это неправда. Я не собираюсь позировать вместе с Ван Рейвеном.
– Отец говорит, что Ван Рейвен обращает на тебя внимание.
– Все равно я не буду позировать вместе с ним.
– У него большая власть.
– Поверь, Питер, я говорю правду.
– У него большая власть, – повторил он, – а ты всего лишь служанка. И ты надеешься, что твоя возьмет?