Девушка по соседству

– И она все это видела?

– Ну да.

– Ладно.

Рут прямо через газон зашагала к дому. Мы двинулись за ней. На крыльце она вытерла свои костлявые руки о бедра. Стянула шарф, которым были подвязаны ее короткие каштановые волосы, и тряхнула головой.

Я прикинул, что минут двадцать – до возвращения мамы – у меня есть, и вслед за Рут прошел в дом.

Все направились в спальню. Сьюзан сидела там, где мы ее оставили, пролистывая журнал, открытый на странице с фотографиями Лиз и Эдди Фишеров, а также Дебби Рейнольдс. Эдди и Лиз улыбались, вполне довольные собой. Дебби куксилась.

– Скажи, Сьюзан, а где Мег?

– Не знаю, мэм. Она ушла.

Рут села на кровать рядом с девочкой. Погладила ее по руке.

– Мне сказали, что ты видела то, что произошло. Это правда?

– Да, мэм. Вуфер трогал Мег, и Мег его ударила.

– Трогал Мег?

Сьюзан кивнула и положила ладонь на свою тощенькую грудь, словно присягая флагу.

– Вот здесь.

Рут с полминуты молча смотрела на нее. И потом спросила:

– Ты пыталась ее остановить?

– Остановить Мег?

– Да. Чтобы она не била Ральфи.

Сьюзан пришла в замешательство:

– Я не могла. Все случилось так быстро, миссис Чандлер. Вуфер потрогал ее, и Мег сразу же его ударила.

– Тебе следовало попытаться, дорогая. – Рут снова погладила ее по руке. – Она же твоя сестра.

– Да, мэм.

– Если ударить человека по лицу, может случиться всякое. Барабанная перепонка может лопнуть, можно и глаз выбить. Это опасный поступок.

– Да, миссис Чандлер.

– Рут. Я тебе уже говорила. Просто Рут.

– Да, Рут.

– И ты знаешь, что значит потворствовать человеку, который так себя ведет?

Сьюзан помотала головой.

– Это значит, что ты тоже виновата, хотя, может быть, ты и не сделала ничего особенного. Ты становишься сообщницей. Понимаешь меня?

– Я не знаю.

Рут вздохнула:

– Сейчас объясню. Ты ведь любишь сестру, да?

Сьюзан кивнула.

– И потому что ты любишь ее, ты бы ее простила, верно? За то, что она ударила Ральфи?

– Она не хотела сделать ему больно. Она просто разозлилась!

– Конечно. Значит, ты бы ее простила, я права?

– Ага.

Рут улыбнулась:

– Ты понимаешь, что это неправильно, дорогуша? Это и делает тебя сообщницей. То, что она сделала, было плохо, недопустимо, а ты прощаешь ее, потому что любишь, – и это никуда не годится. Нельзя ей сочувствовать, Сюзи. И тут не важно, что Мег твоя сестра. Важно то, что правильно. Запомни это на всю жизнь. А теперь ложись на кровать, подтяни платье повыше и спусти трусики.

Сьюзан замерла и широко раскрытыми глазами смотрела на Рут.

Та встала с кровати. И расстегнула свой пояс.

– Ну-ну, милочка, – сказала она. – Это для твоего же блага. Я объясню тебе, что такое потворство. Как видишь, здесь нет Мег, которой бы полагалась ее законная порция. Так что ты угостишься за вас обеих. Твоя доля – за то, что ты не сказала: «Эй, Мег, прекрати» – сестра она тебе или не сестра. Справедливость есть справедливость. Ей полагалась бы доля за то, что она сделала. Так что давай, ложись. Не заставляй меня укладывать тебя силой.

Сьюзан молчала, не сводя глаз с Рут. Словно бы она не могла пошевелиться.

– Что ж, ладно, – сказала Рут. – Непослушание – это отдельный разговор.

Она протянула руку и твердо – хотя не сказать, чтобы грубо, – взяла Сьюзан за руку и стащила ее с кровати. Сьюзан начала плакать. Скобы на ногах лязгнули. Рут повернула ее лицом вниз. Потом задрала подол ее украшенного оборками красного платьица и заправила его за пояс.

Вилли фыркнул и рассмеялся. Рут бросила на него гневный взгляд.

Она спустила с девочки ее маленькие белые хлопчатобумажные трусики до самых скоб на щиколотках.

– Получишь пять за потворство и десять за Мег. Еще пять за непослушание. Это значит – двадцать.

Теперь Сьюзан плакала навзрыд. Я видел потоки слез, стекающие по ее щеке, и внезапно почувствовал жгучий стыд. Я начал пятиться к дверям. Каким-то шестым чувством я понял, что Донни тоже хочет убраться отсюда. Но Рут заметила нас.

– Стойте тут, мальчики. Девочки всегда плачут, с этим ничего не поделаешь. Но все это для ее же блага, и то, что вы здесь, тоже важно. Я хочу, чтобы вы остались.

Ее пояс был из довольно тонкой ткани, не кожаный. Может быть, Сьюзан будет не так уж больно, подумал я.

Рут сложила пояс вдвое и занесла над головой. Ремень со свистом рванулся вниз.

Шлеп!

Сьюзан резко втянула в себя воздух и зарыдала в голос.

Попка у нее была такой же бледной, как груди Рут. И сейчас она дрожала. На ее левой ягодице, прямо у ямочки, появилось красное пятно. Рут снова подняла пояс. Губы ее были крепко сжаты. На лице никаких эмоций. Она была сама сосредоточенность.

Пояс просвистел снова, и Сьюзан взвыла.

Потом третий удар, четвертый, без малейшего промедления, друг за другом.

Теперь ее попка вся пошла красными пятнами.

Пятый.

Сьюзан захлебывалась мокротой и слезами. Она не вдыхала воздух, а глотала его отрывистыми глотками.

Рут размахнулась сильнее. Нам пришлось на шаг отступить.

Я считал про себя. Шесть. Семь. Восемь, девять, десять.

Ноги Сьюзан задергались. Пальцы, вцепившиеся в постельное покрывало, побелели.

Я никогда не слышал таких рыданий.