Девушка по соседству

Беги, подумал я. О господи! Я бы уже давно сбежал.

Но она, конечно, не могла сбежать. Ее словно цепью приковали к кровати.

И я сразу подумал об Игре. Хотя я и морщился всякий раз, когда пояс обрушивался на тело девочки, я не мог отделаться от мысли об Игре. Это было поразительно. Взрослый человек. Взрослый человек играет в Игру. Не точь-в-точь как мы, но достаточно близко.

Рут, подумал я, играет в Игру. Черт меня дери.

И внезапно все перестало представляться чем-то недозволенным. Чувство вины испарилось. Но возбуждение от происходящего никуда не делось. Мои ногти глубоко врезались в ладонь.

Я продолжал считать. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. У Рут на лбу и на верхней губе выступили капельки пота. Удары она наносила как-то механически. Четырнадцать. Пятнадцать. Ее рука взлетала вверх. Было видно, как вздымался ее живот под бесформенным платьем.

– Ого!

Вуфер проскользнул в комнату между мной и Донни.

Шестнадцать.

Вуфер пялился на покрасневшее, искаженное лицо Сьюзан.

– Ого! – снова произнес он.

И я знал: он думает то же, что и мы все.

Наказания были семейным делом. Во всяком случае, в нашей семье. Да и в любой другой тоже, насколько мне было известно.

Но это не было наказанием. Сейчас это была Игра.

Семнадцать. Восемнадцать.

Сьюзан свалилась на пол.

Рут склонилась над ней.

Девочка рыдала, все ее тщедушное тельце дергалось. Она обхватила голову руками, подтянув коленки к груди – насколько скобы позволяли это.

Рут тяжело дышала. Она натянула на Сьюзан трусики и расправила платье.

– Хорошо, – мягко сказала она. – Пока хватит. Отдохни. Еще два остаются за тобой.

Какое-то время мы все стояли молча, слушая приглушенные рыдания Сьюзан.

И тут послышался шум подъезжающей машины.

– О черт! – сказал я. – Мама!

Я пронесся через гостиную, выскочил в заднюю дверь и посмотрел сквозь живую изгородь. Мама подъехала вплотную к гаражу. Багажник машины был открыт, и мама доставала из него пакеты с логотипом супермаркета. Я рванул по дорожке к нашей парадной двери и взлетел наверх, в свою комнату. Сел и раскрыл журнал.

Я услышал, как открывается задняя дверь.

– Дэвид! Спустись и помоги мне.

Дверь захлопнулась.

Я вышел к машине. Мама, хмурясь, вручала мне пакеты – один за другим.

– В магазине какое-то столпотворение, – сказала она. – Чем ты занимался?

– Ничем. Читал.

Когда я повернулся, чтобы войти в дом, то увидел Мег, стоявшую через улицу от дома Чандлеров под деревьями у дома Зорнов. Она не отрывала взгляд от дома Чандлеров. Мег жевала травинку, и вид у нее был задумчивый, словно она пыталась решиться на что-то.

Похоже, меня она не видела.

Интересно, подумал я, и что она знает?

И занес пакеты с продуктами в дом.

* * *

Позже я пошел в гараж за садовым шлангом и увидел Мег и Сьюзан. Они сидели в высокой траве у березы.

Мег расчесывала волосы Сьюзан. Долгими плавными движениями, твердыми и равномерными, но в то же время осторожными, словно на волосах появились бы синяки, сделай она что-то не так. Другой рукой – кончиками пальцев – она поглаживала их снизу, поднимая волосы и позволяя им свободно опасть.

Сьюзан улыбалась. Не самой радостной улыбкой, но было видно, что ей приятна ласка Мег.

На мгновение я понял, насколько эти двое близки, насколько они одиноки в этой своей близости. Я почти завидовал им.

Беспокоить их я не стал.

Я нашел наконец шланг. Когда я выходил из гаража, ветер поменялся, и я услышал, как Мег что-то напевает. Очень нежно, как колыбельную. Goodnight Irene. Эту песню пела мама в моем детстве, во время долгих ночных поездок:

Доброй ночи, Айрин, доброй ночи. Я увижу тебя во сне.

Я ловил себя на том, что весь день напевал эту колыбельную. Каждый раз представляя Мег и Сьюзан, сидящих рядышком в высокой траве. Я ощущал лучи солнца на моем лице, прикосновение щетки и нежные ласковые руки.

Глава восемнадцатая

– Дэвид, у тебя есть деньги?

Я пошарил в карманах и выудил мятую долларовую банкноту и тридцать пять центов мелочью. Мы с Мег шли на спортплощадку. Вот-вот должна была начаться игра. С собой у меня были бейсбольная рукавица и старый, обмотанный изолентой мяч.

Я показал ей свою наличность.

– Одолжишь мне?

– Что, все?

– Я голодна, – сказала она.

– Да?

– Хочу сходить в киоск, купить сэндвич.

– Купить сэндвич? – Я рассмеялся. – Да можно же просто стащить пару батончиков. Там за стойкой никто не следит.

Я сам так делал, и не раз. Как и все остальные ребята. Главное – подойти вплотную к намеченной цели, взять батончик и тут же отойти назад. Не дергаться и не колебаться. У киоска всегда толпился народ. Батончик – тоже мне, великое дело. К тому же мистер Холли, старикан, заправлявший киоском, ни у кого симпатии не вызывал, так что никакой вины мы не чувствовали.

Но Мег нахмурилась.

– Я не ворую, – сказала она.

Господи, подумал я. Познакомьтесь: мисс Чопорность.

Во мне шевельнулось что-то вроде презрения. Все воровали. На то оно и детство.

– Просто займи мне денег, ладно? – сказала она. – Я верну. Обещаю.

Я не мог долго злиться на нее.