– Скажу еще раз: кто его знает. Девочки же такие простушки! Пообещай им какой-нибудь пустяк – и получишь все, что хочешь. И когда захочешь. Я знаю, что говорю. Взять хоть вашего отца, Вилли-старшего. Когда мы только планировали пожениться, он собирался завести собственную компанию. Целую эскадру грузовиков-молоковозов. Начать с одного и шаг за шагом продвигаться все выше и выше. Я должна была помочь ему с бухгалтерией, что я уже делала на Говард-авеню во время войны. Заправляла целым заводом! Мы должны были стать богаче, чем мои родители в Морристоне, а они были богаты по-настоящему, уж поверьте мне. Ну? И что я получила в итоге? Ничего. Ни хрена вообще. Вы трое повыскакивали на свет божий, раз-два-три, а этот ирландский ублюдок растворился черт знает где. А я осталась с тремя голодными ртами. Теперь добавились еще два. И потому говорю вам, девчонки – дуры. Вертеть ими легче легкого. Простофили все до единой.
Пройдя мимо меня, она приблизилась к Мег, обняла ее за плечи и потом повернулась к нам.
– Забери эту картину, – сказала Рут. – Я знаю, ты нарисовала ее для Дэвида, и даже не пытайся убедить меня, что это не так. Но мне интересно: что ты с этого собиралась
Губы Мег начали дрожать, и я понял, что она вот-вот расплачется. Но меня, верьте или нет, распирал смех. Да и Донни тоже. Все было до абсурда нелепо, однако то, что сказала Рут о «картинках», было просто
Она еще сильнее сжала плечи Мег.
– А если ты даешь им то, чего они хотят, то ты просто шлюха. Ты знаешь, что такое шлюха? А ты, Сьюзан? Ну ты-то, конечно, не знаешь. Ты еще слишком мала. Так вот, шлюха – это девица, которая раздвигает ноги, чтобы мужчина мог проскользнуть туда, куда ему надо. Вуфер, прекрати скалиться как идиот. А каждая шлюха заслуживает хорошей трепки. С этим любой согласится. И я предупреждаю тебя, дорогуша, будешь погуливать в моем доме – я тебя как танк раскатаю.
Рут отпустила Мег и прошла на кухню. Открыла дверцу холодильника.
– Ну, – сказала она, – кто-нибудь хочет пивка?
Указала рукой на картину:
– Все равно как-то бледновато, – сказала она. – Вам не кажется?
И потянулась за упаковкой пива.
Глава четырнадцатая
В те времена, чтобы голова пошла кругом, мне хватало две баночки пива. Я шел домой неспешно, уже навеселе, по обыкновению напоминая себе, что должен молчать как рыба – ни слова родителям. Впрочем, это было излишним – скорее я бы палец себе отрубил.
Остаток вечера – после того как Рут закончила читать нам нотацию – прошел без особых происшествий. Мег удалилась в туалет и вернулась с таким видом, словно ничего и не случилось. Глаза ее были сухими, лицо – непроницаемым. Мы смотрели шоу Дэнни Томаса, потягивали пиво, а во время рекламы я договорился с Вилли и Донни отправиться в субботу на боулинг. Я пытался перехватить взгляд Мег, но она не смотрела в мою сторону. Когда пиво было допито, я пошел домой.
Картину я повесил в своей комнате рядом с зеркалом.
Но меня не покидало какое-то странное чувство. Я никогда не слышал, чтобы кто-либо вслух произнес слово «шлюха», хотя и знал, что это значит. Знал, потому что разок стащил у мамы и пролистал
И подумал о Мег.
Лежа на кровати, я думал: до чего же легко ранить человека. Не обязательно физически. Достаточно просто изо всех сил пнуть что-то, что для него дорого.
Я бы тоже смог, если бы захотел.
Люди – ранимые существа.
Я подумал о своих родителях. Ведь они только и делали, что пинали друг друга. Да с таким постоянством, что я, находясь меж двух огней, умудрялся не принимать ничью сторону.
Как правило, мелочи, но гора обид неуклонно росла.
Я никак не мог уснуть. Родители спали в соседней комнате, отец, как всегда, храпел. Я встал и отправился на кухню за колой. Потом прошел в гостиную и сел на диван, не включая свет.
Было далеко за полночь.
Ночь стояла теплая и безветренная. Родители по привычке оставили все окна открытыми.
Сквозь москитную сетку я мог видеть гостиную Чандлеров. У них до сих пор горел свет. Окна тоже были открыты, и я слышал их голоса. Я не мог толком разобрать слова, но точно знал, кто говорит. Вилли. Рут. Потом Мег. Донни. Даже Вуфер все еще не спал – его голос, высокий, с визгливым, как у девчонки, смехом, нельзя было не распознать.
Все остальные что-то кричали.