– Да, – задумчиво ответила Азиадэ, – но учти, я пока еще новичок. Интересно, как будет в Вене?
– В Вене все будет прекрасно! Мы будем жить на Опернринге. У меня чудесная квартира, а оперные певцы и певицы будут приходить к нам лечиться.
– Певицы? – пробурчала Азиадэ. – А я смогу тебе помогать на приеме?
– Ни в коем случае! Ты слишком молода, и это все может вызвать у тебя отвращение. Ты будешь вести светский образ жизни.
– Что это значит?
Хаса сам этого толком не знал.
– Ну, в общем, ездить на машине, принимать гостей и… все будет прекрасно, – сказал он.
Азиадэ молчала. Тьма за окном стала гуще. Вагон плавно покачивался, и она, закрыв глаза, думала о Вене и о будущих детях, у которых будут глаза Хасы.
– У нас считалось почетным быть офицерами или чиновниками. Как это получилось, что ты выбрал такую необычную профессию?
– На сегодняшний день быть чиновником гораздо необычнее. Врач – очень хорошая профессия. Я помогаю людям.
Это прозвучало патетично, и Хаса, традиционно вспомнив при этом, что средняя продолжительность жизни людей в последнее время увеличилась от пятидесяти до пятидесяти пяти лет, почувствовал себя соучастником этого успеха.
Азиадэ ничего не знала о средней продолжительности жизни людей. Хаса был ей непонятен, но она ему полностью доверяла, как машине, которой владеют, не имея понятия о том, как она устроена. Он лежал над ней, и она слышала его тихое дыхание.
– Не спи! – воскликнула она. – Твоя жена здесь совсем одна. Мы уже в Боснии?
– Наверняка, – сонно ответил он.
Азиадэ вдруг взволнованно вскочила. Она схватилась за лестницу, и Хаса увидел сначала ее напряженные пальцы на краю своей койки, потом показалась голова с растрепанными волосами и наконец голубая пижама, которая в темноте казалась черной.
Хаса подхватил ее, поднял к себе. Ее обнаженные ноги прокрались к нему под одеяло. Она прижалась к нему и восторженно, почти торжественно произнесла:
– Здесь правил мой дед. – Потом опустила голову на его подушку и не терпящим возражений тоном сказала: – Я останусь с тобой – там, внизу, мне страшно.
Она сразу же заснула, а Хаса крепко прижимал ее к себе, чтобы она при поворотах не упала. Так он пролежал час или два, счет времени давно был потерян.
Внезапно Азиадэ проснулась и спросонья сказала:
– Иди вниз, Хаса, что это за манеры – лазить по ночам в чужие постели!
Пристыженный, он спустился вниз, лег в постель Азиадэ, еще хранящую ее аромат, и уснул.
Когда он проснулся, Азиадэ стояла у открытого окна, далеко высунувшись в прохладный утренний воздух.
– Иди скорей сюда! – позвала она.
Он подошел к окну. Остроконечные горы были окутаны предрассветным заревом. Поезд шел мимо склона холма. Вокруг высились очень крутые скалы. Внизу, в долине, белые квадратные домики напоминали разбросанные в коробке игрушечные кубики. На небольших холмах возвышались выпуклые купола мечетей. Их минареты вонзались в небо и в лучах утреннего солнца казались сделанными из красного алебастра. Яркие фигуры стояли на маленьких балконах башен со сложенными воронкой руками у рта. Азиадэ была уверена, что слышала голоса, призывающие к молитве, которые, казалось, перекрывали шум поезда.
– Просыпайтесь к молитве! – доносилось с башни. – Молитва важнее, чем сон.
Женщины, укутанные в чадру и в стоптанных башмаках, стояли у края дороги и смотрели вслед поезду. Босоногие дети опускались на траву и молились со всей серьезностью и в то же время словно играя.
Азиадэ положила руку на плечо Хасы.
– Посмотри! – торжествующе воскликнула она. – Посмотри!
Она показывала на мечети, на развевающиеся одежды мулл, на красное восходящее солнце. – Теперь ты понимаешь? – спросила она, указывая рукой в сторону долины.
– Что? – спросил Хаса, потому что видел только детей в лохмотьях, маленькие бедные домики и тощих коз на склонах гор.
– Как это прекрасно! – в восторженном экстазе говорила Азиадэ. – Нет ничего прекрасней на свете. Это все построил народ Пророка.
Она отвернулась, прикусив губу. Но Хаса не заметил ее слез. Он фотографировал сказочную долину, беспокоясь о том, достаточно ли света.
– Хаса, – сказала она низким голосом. Щека ее касалась его лица, прижимаясь к небритой верхней губе. – Хаса, – повторила она, – я целых пять лет тосковала по этому пейзажу, так сильно напоминающему мой дом.
Хаса спрятал фотоаппарат.
– Да, – сказал он, – это, конечно, прекрасно – наблюдать мир из окна спального вагона. Он выглядит тогда совсем по-другому, чем в реальности. Но ты у нас романтик, и это прекрасно, что ты выпрыгнула к нам прямо из сказок «Тысячи и одной ночи».
Азиадэ сложила свой чемоданчик. Поезд замедлил ход.
– Я всего лишь девушка из Стамбула, ничего больше, – нежным голосом сказала она и накинула на лицо легкую вуаль.
Поезд остановился на вокзале Сараева.
Глава 10
В то время когда поезд, астматически покашливая, приближался к перрону вокзала Сараева, трамвай с большим медведем на гербовом щите остановился на Кантштрассе, перед ковровым магазином Bagdadian & Cie. Ахмед-паша, выйдя из трамвая, слегка горбясь, вошел в магазин.