Девонширский Дьявол

Было видно, что слова ученого не произвели должного впечатления на простолюдинку. Однако сам доктор не имел желания успокаивать ее разыгравшееся воображение и убеждать Дебру Хейг в обратном в силу своей предельной усталости. А потому, поблагодарив за помощь, он кивнул констеблю, и тот сообразил, что ему необходимо проводить женщину обратно к дому. Что он и сделал, оставляя сэра Валентайна вновь наедине с собой. Около минуты Аттвуд стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы брюк. По его ухоженному, несмотря на долгие часы активного бодрствования, лицу можно было элементарно понять, что он усиленно думает. Затем он резким движением руки достал из внутреннего кармана жакета сложенный вчетверо лист бумаги, подошел к столу, взял перо и вывел им еще одну фразу внизу списка, которую несколько раз обвел жирным овалом:

Девонширский Дьявол…

Джиневра Милтон никак не могла справиться с депрессией. После разговора с добрым и внимательным доктором Аттвудом она почувствовала себя гораздо лучше. Поняла, что ей было крайне необходимо выговориться, чтобы ее не просто слушали, но еще и слышали. Сэру Валентайну это удалось сделать весьма успешно, и Джиневра была очень благодарна ему за это. Он казался ей теперь единственным человеком на всем белом свете, который полностью понимает ее чувства и переживания. Ни отец, ни, тем более, черствая мать — никто за долгие годы жизни вместе не смог сделать того, что сделал этот совершенно посторонний для нее человек. Он просто выслушал ее и понял, дав при этом важное для нее чувство — надежду. Побеги веры с каждым часом всходили в ее душе все сильнее, отчего надежда разрасталась и становилась крепче. Эти чувства стали постепенно заполнять пустоту в ее душе, возникшую с годами безответной любви и равнодушия от человека, в котором она души не чаяла. Которого любила по-настоящему и навсегда. И если раньше ее пугала эта пустота, вселяя безнадежность и душевные терзания, то теперь, после разговора с доктором Аттвудом, Джиневра смогла ощутить какое-то облегчение, уповая на претворение мечты в реальность. Однако даже несмотря на это, юная леди все еще была подавлена и в плохом настроении. Чувствовала нервозность и постоянное внутреннее беспокойство. Она понимала, что причина совершенно не в том, что какой-то бродяга неожиданно схватил ее за руку, а она по ошибке подумала о нападении и желании убить ее. Это был лишь всплеск страха, который дал толчок ее основным эмоциональным переживаниям, который сломал защитный барьер, долгое время удерживавший ее в хорошем расположении духа.

Джиневра сразу же после ухода Валентайна Аттвуда всячески пыталась побороть в себе эту проклятую депрессию. Постоянно прокручивала в памяти каждое слово, сказанное ученым из Лондона, и это довольно сильно мотивировало ее. Потому что она полностью поверила. На ужин к Эддингтонам ехать вежливо отказалась, сославшись на слабость. Ей было необходимо побыть одной. Хотя, признавшись самой себе, истинную причину отказа она видела в другом. Джиневра была не готова встретиться лицом к лицу с Алисдэйром, — ее эмоциональная защита была сломлена, и леди Милтон боялась выдать себя, свои чувства. А это означало полностью отказаться от данного доктором Аттвудом совета, который она собиралась использовать. Чуть позже, не сейчас. Однако при всем этом в ее иллюзиях Алисдэйр постоянно был рядом: вот он стоит и смотрит на нее, улыбаясь своей безмятежно-юношеской улыбкой; вот он подходит ближе, и Джиневра слышит его дыхание, чувствует приятный аромат парфюма; а тут он вдруг берет ее нежно за руку и смотрит прямо в глаза, и она растворяется в них — потому что они излучают любовь… Мысли об Алисдэйре никак не покидали ее.