Девочка со спичками

Кира просто просыпалась с каждым днем все позже и позже, лишь к полудню продирая глаза; смотрела на руки в шрамах, доставала ноги из-под противно нагретого многочасовым сном одеяла и зачем-то повторяла:

– Все правильно. Теперь все правильно.

Она бродила по квартире, как тень, выходила на лестницу, спускалась и смотрела в мутные окна пролетов, зачем-то подолгу разглядывала стеклянную банку на четвертом этаже, полную окурков. Банка одиноко стояла на подоконнике: на площадке постоянно курили строители, потому что дом только-только сдали после капремонта. Кое-где на нижних этажах все еще продолжали штробить, пилить и стучать с таким рвением, словно пытались поднять мертвого из могилы.

В один из дней Кира дошла таким образом до первого этажа, села в электробус и зачем-то поехала на другой конец города, в свою старую квартиру-куб, в которой так толком и не успела пожить.

Она опомнилась только на пороге «куба». Постояла несколько секунд перед дверью и пискнула карт-ключом.

Внутри все было таким же, как две (или три? или четыре?) недели назад: бетонные стены, нераспечатанная стопка одноразовых тарелок на кухонном столе, дешевое зеркало в белой раме, прислоненное к стене прихожей, с нетронутым салатовым ценником в правом верхнем углу.

Не хочу на тебя смотреть, не хочу – боже, это кто?

Серый спортивный костюм, какие-то пятна от еды, белые короткие волосы в разные стороны, синяки под глазами, шрам на щеке, не заклеенный силиконом и не замазанный тональником, – теперь прятать его бессмысленно – ради чего, ради кого?

Она дернулась в большую комнату: вспоротые канцелярским ножом коробки так и стояли с вывернутыми наружу внутренностями – в них, кажется, было что-то важное, то, за чем она сюда пришла.

А что это такое вообще – важное?

Кира стала перебирать содержимое коробок, потому что смутно ощущала, что без этого не сможет уехать за границу.

А она уезжает? Точно? Ведь ее теперь некому преследовать…

Пальцы схватили алый атлас, белый шелк верхней рубашки – вот они, рукава, как крылья птицы, и длинный-длинный красный хвост…

«Мама. Помоги мне. Пожалуйста».

Кира стояла босиком перед зеркалом в платье мико.

Шрамы никуда не делись, только потускнели от того, что на них – то есть на зеркале – лежал слой пыли.

«Ур-родина, ур-р-родина, это ты убила его, ты, ты, ты!»

Шар внутри раскручивался как бешеный.

Кира в панике забегала глазами по стенам – как, как это остановить?!

Она бросилась к коробкам и стала рыться в них, как слепая. Чего, чего тебе не хватает, сраный шар, заткнись, заткнись, заткнись!

Кира выхватила из кучи распечаток, сваленных в одной из коробок, кусочек пластика – кажется, фотографию. Но все так сильно плыло и стекало вниз, что она просто легла на пол, скрутившись в ком, как бездомная собака.

Красный атлас распался, обнажив колени, выше которых все было исполосовано шрамами.

Она прижала ладонь к пластику, чувствуя, как слезы жгут лицо, словно серная кислота.

Все правильно. Теперь все правильно.

Из-под ее пальцев на мир смотрел Игорь Соколов – и улыбался.

Букинист

Кира подтянула лямки рюкзака и вошла в научный центр через пожарный выход, осторожно оглядываясь по сторонам и умоляя мироздание, чтобы ей никто здесь не встретился.

Судя по камерам, после новостей о смерти их главного «инвестора» из центра разбежались примерно все, не забыв прихватить с собой особо ценное оборудование. Кира посматривала в камеры примерно раз в сутки, больше по привычке – когда-то, еще до погружения в «Капсулу», она выпросила у Соколова доступ, ссылаясь на то, что хочет круглосуточно следить за статусом дефрагментации многочисленных секторов памяти «Капсулы» из дома.

В лабораторию перестал заглядывать даже Стрелковский – видимо, опасаясь мести со стороны приближенных президента. Правда, непонятно, за что.

Это было вполне в духе ее научника: отсидеться до лучших времен, пока не станет понятно, кто там следующий, куда подует ветер и на чьей стороне будет выгоднее. Поэтому Кира даже не удивилась, когда в один из дней увидела через камеры, как Давид Борисович лично опечатывает входы и блокирует двери центра, виновато озираясь.

Люди в черном тоже наведались в центр, аж целых два раза – они вывезли основной прототип «Капсулы» и все сопутствующее оборудование, небрежно и торопливо, к счастью, не заметив множества дублирующих прототипов на подземных этажах, – и после этого оставили наконец научный центр в покое.

Платье мико, фотография Игоря, зубная щетка и пара смен белья покоились в полупустом рюкзаке Киры. Ей невыносимо было оставаться в Москве и вообще в стране, хотя сто сорок седьмой так и не подписали, а выборы преемника Соколова назначили только на весну. Она не знала даже, куда полетит, но оставаться в городе, который кричал об Игоре из каждого угла, больше не могла.