Девочка со спичками

Тело всю дорогу стонало от узнавания: вот он за рулем, вот Макс, вот пистолет, закат, лес, горизонт – за что, Кира, Кира, Кира…

Он вдавил педаль в пол: город пустовал, редкие машины шарахались от него на перекрестках. На Игоре поблескивала AR-маска какого-то пожилого мужчины с седым ежиком, который походил то ли на прораба, то ли на инспектора ДПС, – Соколов выбирал наугад, даже не глядя в зеркало.

Игорь все сворачивал и сворачивал в золотистые тихие улицы, встречая редких прохожих, проваливался все дальше и дальше в паутину города, пока наконец не нырнул в лесной массив – точнее, это был какой-то старый разросшийся бесхозный парк.

Вдоль деревьев разлегся унылый частный сектор, а между ними вился старый переулочек, который упирался в ворота и забор. Весь район казался нежилым и заброшенным, кое-где виднелись таблички «Реновация», «Выселение» – Соколов отчего-то содрогнулся, но все равно поехал дальше.

Парадоксально, но Игорь так ни разу и не побывал в этой школе, ни до, ни после теракта – зато видел ее бессчетное количество раз на фото и видео да еще раскрывал огромные проекции планов здания в своем кабинете в «ОКО» – поэтому сейчас узнал ее безошибочно.

Школа торчала на площади, покрытой высокой сорной травой, как гнилой зуб с бурыми пятнами обугленных кирпичей. В окнах виднелись проросшие сквозь груды мусора деревья, маленькие и зеленые, полные какой-то безумной надежды.

Соколов остановился, заглушил двигатель и открыл дверь.

Поставил левую ногу в траву.

Тишина.

«Ее здесь нет. С чего ты взял, что она вообще здесь? Уезжай, давай, гони отсюда в Москву и никогда никому не рассказывай о том, что ты был здесь. Они найдут ее сами, они все сделают, они сами все сделают…»

Он вытащил вторую ногу почти насильно – и снова дежавю: заправка, робот, разбитое стекло, пистолет, Макс на пассажирском сиденье.

«Мы все возвращаемся к тому, с чего начали».

Соколов со злостью пнул дверь: она закачалась, будто сломанное крыло бабочки. Он даже не стал ее закрывать – просто пошел вперед, чувствуя, как щекочет щиколотки под джинсами высокая трава. Пахло росой и сеном, пыльцой, поздними цветами и – едва заметно – гарью. Он шел, понимая, что просто сойдет с ума, если не поговорит с ней и не выяснит, что с ним происходит, – судя по всему, Макс заложила ему какой-то триггер во сне, от которого теперь он не мог избавиться.

«К тому, с чего начали».

Игорь сглотнул, когда переступал через обгоревший порог, усыпанный красно-белой трухой из лент с надписью «Опасно».

– Кира! – крикнул он зло и отчаянно, но голос сорвался.

Соколов пошел наугад, сжимаясь от вида разрушенных коридоров и разбитых лестниц с изогнутыми жаром перилами. Кругом царили запустение и разруха. Огонь не пощадил ни одного участка стены или пола, на всех поверхностях темнели выбоины и трещины, расходившиеся, как щупальца, от отверстий, оставленных взрывом.

– Макс!

Эхо захохотало: «Акс! Акс! Акс!..»

– Макс! Я знаю, что ты здесь!

«Есь! Есь! Есь!» – перекликалось пустое помещение на все голоса.

Он спотыкаясь побрел вперед. Под ногами хрустели битое стекло и камни. Лучи заходящего солнца окрашивали развороченный пол в алый цвет – и Игорю на секунду показалось, что это лужи крови.

Через несколько минут относительно ровная поверхность закончилась. Дальше можно было идти, только цепляясь за стены.

Соколов вздрогнул: под пальцами левой руки вместо кирпичей вдруг зашуршал пластик. Он медленно отвел ладонь и обомлел: все стены, от пола до дырявого потолка, были увешаны пластиковыми распечатками, с которых на него смотрели его собственные фотографии.

«Сколько людей убьет своей подписью Игорь Соколов».

«Соколов планирует подписать закон 147, нарушающий Конституцию и права человека».

«Руководить умами могут только Бог и Игорь Соколов».

«Команда кандидата в президенты Соколова помогла найти подозреваемых во взрыве школы».

– Макс!

Не разбирая дороги, Игорь бросился вперед, но споткнулся обо что-то и полетел вниз. Последнее, что он увидел, – развороченный пол с клыками вздыбленного бетона, плывущий на него, – а потом все погрузилось во тьму.

* * *

Соколов очнулся на шатком стуле. Голова страшно болела, и он чувствовал металлический запах крови: ею была залита нижняя половина лица. Руки и ноги были связаны и затекли, и он лишь слегка мог пошевелить левой ступней.

Стояла тихая ночь, и из черных провалов окон не раздавалось ничего, кроме стрекота цикад и шума ветра.

– Предатель, – сказал знакомый полудетский голос у самого уха, тревожный и острый, как металлическая игла.

Игорь дернулся, натянув веревки.