Девочка со спичками

Славик, Бульдог, Старпом и Алексей Иванович.

Он запомнил их навсегда, хотя лиц некоторых не было видно из-под масок.

Макс отполовинила одеяло, набросила на Соколова и на ощупь, в шершавом хлопковом тепле, протянула руку ему навстречу.

Ледяные пальцы сомкнулись вокруг ее ладони, как щупальца осьминога. Он ничего не говорил – только изредка вздрагивал, как от ударов, в абсолютной тишине.

– Не держи в себе… Просто позволь этому быть… – прошептала она и погладила ложбинку между его большим и указательным пальцем.

И он затрясся, как от электрошока, изливая наружу их общую боль, которую он в одиночку сегодня взял на себя.

Боль была с ними в комнате – и она сожрала его, Черного человека Полины Максимовой, полностью.

И сама Полина теперь не могла найти слов, чтобы хоть чем-то его утешить.

Третий дом от Кремля

Макс прикоснулась к покрытому морозным кружевом стеклу и отдернула руку – пальцы от холода прилипали.

«Это ты или я?»

Макс чуть не сказала это вслух, но сдержалась: Соколов был где-то в квартире и мог начать задавать ненужные вопросы.

«Я».

Осень снаружи стремительно превращалась в первые заморозки и хрустальный иней на листьях – они валялись на тротуарах, хрустящие, ломкие и неживые. Их хотелось поднять и согреть в ладонях, но Макс с Соколовым не выходили наружу четвертый день – лечили его раны зеленым фонариком, да и не хотели привлекать к себе лишнее внимание.

Сон дряхлел и паршивел: голуби на карнизы прилетали сплошь безглазые, а из окон Макс начала видеть одних и тех же людей, которых уже встречала в других частях сна, разве что у них менялся цвет одежды; дома грубели и врастали в землю, и город неуловимо стал напоминать Троицк-N; стекла машин мутнели, лица прохожих становились проще и жестче, словно кто-то торопливо набрасывал их рваными линиями, но не прорисовывал в деталях; дверей и лестниц становилось меньше, а лабиринтов и щелей в асфальте – больше. Девушка убеждала себя, что это просто ремонт или корни деревьев снизу выпирают, но внутри росла тревога, которую было ничем не унять: сон Соколова катился в пропасть, и Макс как будто пыталась заморозить его, поставить на паузу – но ничего не получалось.

– Ненавижу сраные костюмы.

Соколов с кислой миной осматривал себя в очередном дорогом «чехле», который ему напечатал автоном, чтобы скрыть бомбу. На этот раз костюм был светло-коричневый, в сдержанном скандинавском стиле, в едва заметную клетку – и очень шел ему.

«Угу, именно поэтому ты их постоянно носишь». Макс закатила глаза:

– Ну хочешь, иди в джинсах, тебя фейс-контроль не пропустит. Это третий дом от Кремля, там явно непростые люди живут.

Игорь с усилием продавил верхнюю пуговицу рубашки в свежую петлю, глядя на Макс в отражении зеркала.

– Надеюсь, сегодня все кончится.

Макс зачем-то сделала вид, что не смотрела на него только что. Она чересчур внимательно изучала проекцию карты: маленькие башенки из красного кирпича, улицы с пиксельными точками автомобилей, площадь с резным забором вокруг и пустое место там, где когда-то стоял мавзолей.

– Я тоже устала.

Еще утром они попытались вместе переслушать запись, чтобы найти хоть какие-то зацепки, кроме моста возле Кремля. Таких мостов в Москве построили уже штук десять, а самый старый – по которому, как полагала Макс, и везли Соколова в день теракта – был еще и самым огромным.

Искать на нем – но что? Надписи? Машины? Людей?

Где-то на сороковой минуте записи побледневший Соколов выбежал из комнаты со словами «Прости, я не могу!».

«Ну и вали, трус».

Она упрямо осталась слушать, хотя внутри волнами поднимались отвращение и жалость – и к нему, и к себе.

«Ищи, ищи, он почти сломался. Не может быть, чтобы там вообще ничего не было».

Она положила ручку на стол и поднесла ухо к ламинированной поверхности.

– Ну же, дай мне эти воспоминания. Теракт. Взрыв. Школа. Давай! – Она надеялась, что «Капсула» все еще слышит ее и сможет вытащить – нет, не из записи, а прямо из головы Соколова хоть что-нибудь, прямо сейчас.

Аудио в который раз кончилось, но ничего полезного Макс так и не нашла. Тогда она установила скорость проигрывания вполовину меньше – и почти сразу услышала нечто новое.

«Я не-е-е могу-у-у, Макс… Я больше не мо-о-огу-у-у…»

«А-а-ани везут меня-а-а, я не еду сам».

«Он сказа-а-ал, все просто. Тре-е-етий дом от Кремля-а-а… Он будет ждать меня там, когда все случится».

Последнюю фразу Соколов выдохнул, как дым, еле слышно.

И она явно была новой.

Макс еще больше замедлила запись. Выставила громкость на максимум.

«О-о-он сказа-а-ал, всё-о-о про-о-осто…» – прогудела ручка страшным растянутым басом Вельзевула.

– Твою мать! – Макс подскочила, потому что Игорь в этот момент дотронулся до ее плеча. – Не трогай меня!

Соколов испуганно приподнял руки. В одной из них дымилась чашка с кофе, которую он секунду назад хотел поставить перед ней на стол.

«Никогда!» – отрезала она мысленно.

Макс готова была поклясться, что, если бы в руке сейчас оказался скальпель, она полоснула бы им Соколову по шее.

«Спокойно. Он просто принес тебе кофе».

«Блин, сам Соколов сделал мне кофе!»