– Это гибрид. Она заводится ключом. Ключ справа, рядом с рычагом переключения передач.
Он тяжко сглотнул, взял ключ, долго не мог вставить его в паз, уронил, поднял, снова попытался вставить. Согнулся и долго высматривал в полумраке салона педали.
Осторожно нажал на одну из них.
– Газ справа, идиот.
Она села на заднее сиденье, хлопнула дверью и взяла Соколова на прицел.
– Поехали.
Игорь вцепился в руль.
– А навигатор?..
– Поедешь по указателям, не развалишься.
Он дергано поглядывал в зеркало, в котором отражалась Макс с пистолетом. Резко закрыл лицо руками.
– Я… не помню как. Я не умею водить…
– Плевать. Поехали, или останешься в этом лесу. Я тебя даже закапывать не буду – так сгниешь.
День клонился к закату. Длинные тени ныряли под брюхо мерно урчащей машины, которую измотанный Соколов упорно вел к горизонту. Над удаляющейся от них границей неба и земли во всю ширь разрастались кроваво-алые облака, похожие на крылья диковинной птицы.
Сразу после того как Игорь выкатился на шоссе, еле держа управление, Макс незаметно провела себе пальцем по запястью и включила режим гипноза. Его нельзя было использовать постоянно, иначе пациент начинал беспокоиться и разрушал сон, но пару раз за серфинг – вполне допустимо. В момент, когда пациент занимался во сне чем-то однообразным, «Капсула» мягко гипнотизировала его и помогала быстрее перейти на более глубокий слой подсознания вместе с проводником. Аппарат полностью контролировал процесс перехода – но для пациента он мог растянуться на долгие часы – в зависимости от силы его воли и сопротивляемости внедрениям.
Макс дремала на заднем сиденье, лишь изредка поглядывая на затылок Соколова. Она получала садистское удовольствие, глядя, как он тычется в свое подсознательное, иррациональное, совершенно не понимая, с чем имеет дело.
Девушка ловила в зеркале заднего вида его глаза, испещренные красными прожилками капилляров. Он вел машину много часов, не выходя наружу, не просясь в туалет, не умоляя дать ему хотя бы глоток воды, но Макс чувствовала, что это очередная ложь. Силы Соколова были на исходе. Сама она пару часов назад с аппетитом уплела на заднем сиденье бургер из автонома и запила его прохладной синтетической газировкой.
«Он заслужил это», – убеждала себя Макс и молча позволяла Игорю гнать все дальше и дальше к горизонту, над которым уже зажглись первые бледные звезды.
Соколов упрямо гнал машину в воображаемую Москву, но та все не приближалась и не приближалась – и он даже не понимал, что это его собственное подсознание не дает ему сократить путь.
Игорь яростно сопротивлялся внедрению (по мнению Макс, это означало, что в Башне точно есть что-то ценное), но даже не пытался расслабиться, задуматься, осознать, что происходит, – только исступленно давил на газ, доводя себя до изнеможения.
Вдоль широкой дороги фиолетово-синей лентой струился лес, укрытый ультрамариновой чашей неба. Фонарей не было, в салоне сгущалась тьма, и только тусклый свет приборной панели озарял руки Соколова со вспухшими от напряжения венами.
Она больше не видела его глаз – их поглотила тьма, разросшаяся, как плесень, в маленькой коробочке автомобиля, который казался песчинкой в огромном, бескрайнем пространстве Вселенной.
«И они потерялись», – почему-то в третьем лице невнятно подумала Макс. Сон набрасывал на нее свое покрывало, она скрутилась в клубок на заднем сиденье. Сон внутри сна – это был замаскированный переход пациента в глубокую фазу, необходимое условие для психики, чтобы сон продолжался. Макс обычно строго контролировала эти переходы, глядя на наручные часы. А «Капсула» внушала серферам, что это сон в реальности.
«Сначала засыпает тестировщик, потом проводник. Параграф двести сорой девятый, пункт шестой инструкции по эксплуатации „Капсулы“. Терпи».
Оставление пациента без контроля обычно заканчивалось плачевно – тестировщики терялись во сне или впадали в кому. Но Макс так страшно устала держать Соколова на прицеле, что спрятала пистолет в карман толстовки и позволила сну обнимать ее ровно одну минуту.
А потом еще минуту…
Тьма стала почти непроглядной, и вдруг девушка услышала глухой стук.
Она вскочила и обомлела: машину несло по дороге в никуда. Голова Соколова уткнулась в руль, опавшие руки белели в темноте, бессильные и расслабленные.
– Твою мать! – Макс протиснулась сквозь щель между сиденьями и резко вывернула руль в нормальное положение. Это не помогло: они неслись дальше, вращаясь, как консервная банка в воде.
– Просыпайся, идиот, просыпайся! Ногу с газа убери!
Держа руль одной рукой, второй она изо всех сил ударила его по ребрам, но попала по жилету и зашипела от боли, как кошка.
Соколов застонал, но не проснулся; тогда она спихнула его вправо, и он упал, как кукла, головой и плечами на пассажирское сиденье.
Это их и спасло – его нога больше не давила на газ. Макс рванула ручник, начала судорожно крутить руль – тормоза завизжали оглушительно, Geely протащилась по инерции еще несколько десятков метров и, наконец, остановилась.
По спине Макс катился пот, руки тряслись.