Девять жизней

– И не говори, – усмехнулся «свернутый нос». – Видать, яйца в его штанах не до конца сморщились.

Тирада Петрама возымела хоть и небольшой, но успех. Головорезы остановились, однако все еще не спешили убирать руки от оружия.

– Я борзый? – продолжил напирать Масти. – Конечно, я борзый! Кучка недоумков врывается ко мне в дом, угрожает оружием и сыпет оскорблениями. Как еще мне себя вести? Когда Магнус придет ко мне за своим лекарством от мигрени, обязательно скажу ему, чтоб в следующий раз прислал кого-то поумнее. Судья всемогущий… – Петрам устало покачал головой, глядя на то, как гости недоуменно переглядываются. – О чем вы вообще думали? Неужели босс, по-вашему, доверил бы это дело тому, кого безнаказанно можно бить и запугивать?

– Так мы…

– Закрой рот! – рявкнул Петрам. – А теперь слушайте сюда. Сейчас вы втроем усядетесь на эту кушетку, – лекарь указал на потертый диванчик напротив входа, – и будете сидеть здесь столько, сколько потребуется. И если из-за вас я что-то испорчу, будете отвечать лично перед боссом.

4.

Едва Петрам захлопнул за собой дверь в кабинет, как от его внешнего спокойствия не осталось ни следа. Он стрелой влетел в лабораторию, перевернув по пути свое кресло, и снял раскаленный поднос с огня. Пальцы мгновенно вспыхнули жгучей болью. Через минуту-другую кожа на них покраснеет и покроется волдырями, хотя такие мелочи волновали Масти в последнюю очередь. Склонившись над раскаленным противнем, он сделал глубокий вдох, тут же учуяв легкий, приятный запах пережженной карамели. Петрам выругался и, сжав кулаки, со всей силы саданул ими по столу, отчего пальцы отозвались новым импульсом боли.

Как он и ожидал, кристаллики пыли слиплись и покрылись едва заметным белым налетом. Употреблять такое было опасно. Из-за чрезмерного нагрева при сушке «звездный шепот» выделял столь сильный токсин, от которого люди, в лучшем случае, могли повредиться рассудком. Петрам сбрызнул порошок водой и попытался разворошить комья деревянной лопаткой, хоть и понимал всю бессмысленность своих действий. С таким же успехом он мог попытаться излечить обезглавленного простыми бинтами.

Отбросив лопатку в сторону, Масти опустил руки и обреченно уставился на пережженный «шепот». Все было кончено. Магнус снимет с него шкуру, что наверняка позабавит этих уродов в прихожей. Проклятый Иворн со своим проклятым расследованием! Проклятая девка… Если бы не они… Петрам понимал, что ему следует предпринять хоть что-то, но голова отказывалась думать. Страх сменился ужасом, ужас – обреченностью, обреченность – апатией. Лекарь потерял счет времени и продолжал пялиться на испорченное зелье, пока… Он и сам до конца не понял, что с ним произошло.

Облегчение пришло внезапно, словно с его головы сняли пыльный мешок. Навалившееся безразличие ко всему неожиданно придало ясности уму. Мысли, более не скованные страхом, потекли привычным потоком. Петрам окинул лабораторию цепким взглядом, пытаясь найти выход из положения. Будь у него неделя времени, все необходимое оборудование и реагенты, он бы мог попытаться спасти хотя бы часть товара. Но что он мог сделать за считанные минуты?

– Только притвориться, что все в порядке, – спокойно заключил Петрам и сжал зубы, пытаясь примириться с совестью.

Партия была огромной. Кто знает, сколько людей погибнет по его вине, хотя… почему это по его вине? В конце концов, это из-за Иворна он не смог проследить за процессом сушки и вовремя снять противень с огня. Оправдание и близко не тянуло на достойное, но совесть проглотила его не задумываясь. Масти достал из недр ближайшего шкафа самую большую ступку и принялся измельчать слипшиеся комья шепота, ссыпая результат на широкий кусок обработанной кожи. Так, по крайней мере, порошок походил на настоящий. Ни у кого не возникнет вопросов до первого вдоха, ну а после него вряд ли кто-то будет способен их задать.

5.

В прихожую Масти вернулся совершенно иным. Собственная комната, как и головорезы Магнуса, предстали перед ним в новом, совершенно обычном свете. Тощий спешил и явно нервничал. Петрам обратил внимание, как мечутся из стороны в сторону его мелкие, похожие на крысиные глаза; с каким возбуждением он расхаживает взад-вперед, бормоча неразборчивые проклятия.

Кривоносый тоже не стоял на месте, и лекарь подметил его легкую, почти незаметную хромоту на правую ногу – скорее всего, старая, плохо зажившая рана. Правдоподобное допущение, учитывая, что в бандитском обществе этим страдал каждый десятый. А еще его мучила какая-то красная сыпь на шее, которую он успел расчесать едва ли не до крови. У кучерявого толстяка Масти не заметил никаких изъянов, кроме, пожалуй, лишнего веса и непроходимой тупости. Тот, как показалось лекарю, до сих пор так до конца и не понял, куда попал и что от него требуется. Именно такие и доставляют больше всего неприятностей.