Девять камер ее сердца

Мы не спали вместе несколько месяцев, но новость была не в этом. А в том, что теперь сделать это как бы само по себе стало задачей. Ну, я так думаю. Этого раньше не было. Я вспоминал лето нашей любви, но впереди были только болезнь, опустошение, бесконечность.

Наконец, уже после наступления нового года, мы уехали от твоих родителей.

Ты казалась счастливее, и я тоже. Таким облегчением стало не быть больше прикованным к постели, к комнате, к этому маленькому городку на востоке страны. И для тебя — к ним.

Мы перебирались из города в город, пытаясь обосноваться в каждом из них. Мы начинали с огромным энтузиазмом и любовью, но по той или иной причине ничего не получалось. Тебе ничего не нравилось. Я не понимал, чего ты хочешь. Мне просто нужно было место, где было бы стабильно и спокойно. А от всего этого я нервничал, словно меня постоянно толкали в бурное море. Бесконечные переезды дорого нам обходились, о чем я все время хотел сказать тебе, но думал, что начинать разговор о деньгах в тот момент было некстати.

Наши мечты о «где-нибудь» начали меркнуть.

Так что в итоге все кончилось тем, что — и тебя страшно это расстроило — нам пришлось вернуться к твоим родителям. Мы так и не смогли найти себе съемной крыши над головой.

И работы.

Это разрывало нас.

Рвало на части.

Я не выдержал и больше не мог быть внимательным, не мог все время быть настороже.

Мне надо было вернуться обратно, чтобы подать диссертацию к рассмотрению. Каким-то чудом я все же закончил и собрал ее за последние месяцы. Так что я уезжал. Ты сказала, что присоединишься ко мне позже, но перед этим сказала, что тоже уезжаешь.

В город, где не было реки.

Ты сказала, что это твой город вечного возвращения, потому что ты убегаешь и возвращаешься, снова убегаешь и опять возвращаешься в него. На сей раз это было что-то, куда тебя пригласили, какой-то фестиваль или что-то в этом роде, где шла речь о книгах, о той, которую ты только что написала, о той, которую должны были скоро издать. Там тебя поселят в отель, и я понял, что ты явно испытываешь облегчение, что можешь избавиться от меня.

Может быть, это будет хорошей возможностью для нас провести некоторое время врозь, чтобы все оценить и обдумать, потому что сколько еще может так продолжаться? И сколько еще я смогу отдавать и отдавать тебе?

Мне кажется, все это уже затянулось слишком надолго. Прямо с самого начала все пошло не так. Я должен делать тебя счастливой. Должен заслуживать твою любовь, постоянно говоря и делая то, чего ты хочешь от меня.

Но посмотри, это же убивает меня.

Я очень устал, любовь моя. Ты все брала и брала, мою кровь и мою душу, всего меня, до тех пор, пока ничего не осталось. Теперь мы всегда врозь, даже когда находимся в одной комнате, и не важно, насколько она мала.

Матрос

Мы с тобой оба эстеты.

Поэтому мы так классно трахаемся. Как красива на твоем лице желтая повязка, закрывающая глаза. Я сделал фото; ты не знала об этом. Я люблю снимать своих женщин, когда они лежат голые, но не знают, что я это делаю, иначе все мгновенно было бы испорчено. Вся нагота. Нет, дело не в том, что они бы оделись, это гораздо более глубоко. Знание, что за ними наблюдают. Это же мгновенное представление. И то же самое в койке. Все эти позы, стоны и гримасы на лице, словно на съемке порнофильма. Вот почему мне так нравится слегка их придушивать. Класть руки на их изящные шеи и сжимать хватку. Когда это достаточно сильно и достаточно долго, позерство прекращается. И по лицам пробегает нечто, что можно считать настоящими эмоциями. И с тобой то же самое, жеманная штучка, прямо как из викторианской монастырской школы. Так и хочется заставить тебя отбросить всю эту манерность и выкинуть что-нибудь дурное.

Иногда, со мной, ты это и делала.

Мне ли не знать тебя и тьму, которая стоит за твоими изящными манерами.

Тебя выгнали из отеля — поэтому ты у меня и поселилась. Нет, ты сама себя выгнала, сказала ты, потому что организаторы ошиблись с количеством комнат и хотели, чтобы ты жила в одной комнате с чужим человеком. «Женщина-писатель», — сказали они, как будто это все меняет в лучшую сторону. Ты сказала про них: «Жадные сволочи». Тебе было некуда идти; у меня была лишняя комната, хотя мы так и не использовали ее.

— Как ты тут оказалась? — спросил я.

— Плывя по течению.

— От чего?

Ты приехала на какой-то культурный фестиваль.

— А он почему не приехал? Ну, этот, за которым ты замужем?

Ты не ответила.

— Ты от него уходишь?

Ты задержалась с ответом на лишнюю минуту.

— Ты знаешь это, — сказал я. — Ты знаешь это, и он тоже знает.

Я сказал это только единожды, но я намного старше тебя и знаю, что эти вещи — вот эти отдаления — чувствуются без того, чтобы их обсуждать. Мы же телепаты. Мы чувствительны к малейшим изменениям чувств, как сейсмометры.

Ты не была для меня совсем уж чужой. Мы были знакомы несколько лет.