Девять

– Он семь лет возился со своими теоремами, он вложился в них и душой и телом, он просто выработал свой ресурс. Человек созрел, выплеснулся – и больше ты из него ничего не выжмешь. Это же какой информационный рывок! Сколько энергии потребовалось! Вот я давно родил свою главную идею, сейчас я ее только оттачиваю и воплощаю. Сил на другую идею, на какую-нибудь нравственность, на другую картину мира у меня попросту не осталось. А вот ты, родил ли ты главную свою идею? Что там у нас с «диктатурой культуры»?

– Пожалуй, я нахожусь в процессе. Ближе к финишу.

– Давай, поторопись, времени у тебя, судя по всему, осталось немного. Гигантюк, сука! Подкосил мироздание своей цифирью! Лучшие математики мира будут у меня искать ошибку в доказательствах. И найдут, я кожей чувствую!

– А если не найдут?

– Не найдут, Скарабей, рухнет вселенная. Сложится, как хижина дяди Тома. А родится ли другая такая – неизвестно. Я бы на твоем месте не спешил радоваться…

– Я не радуюсь; я думаю.

– Вот, вот, думай. Марс, парнокопытное! Ползи к папочке, мохнатость! Кто у нас король, а? Ты, мразь, ты, признаю…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

1

1.7.

– О, небо!

Где же справедливость, где ж правота, когда священный дар – не в награду любви горящей, самоотверженья, трудов, усердия, молений послан – а озаряет голову безумца, гуляки праздного?

А, Плато?

– У тебя, Веня, память в 9 раз лучше моей. Ты наизусть помнишь то, что я должен был бы повторять по 9 раз на день. Ты наизусть помнишь то, что я должен знать бы как «Отче наш». Где же справедливость?

– А справедливость, Скарабей, в том, что я служил в спецназе. И нас заставляли тренировать память. Я до сих пор знаю всего «Онегина» наизусть. Вот ты знаешь «Онегина»?

– О, боги! Не знаю. Но я обожаю его!

– А я знаю то, что ты обожаешь. И если бы мы с тобой выступали перед широкой аудиторией, то знатоком и обожателем «Онегина» объявлен был бы я, а ты – и то в лучшем, самом лучшем случае – довольствовался бы сомнительными лаврами корявого интерпретатора. Клянусь котом!

– И это так, клянусь собакой!

– Так чем ты лучше меня?

– Тем, что я умнее.

– Но умнее – не значит лучше. Это логическая ошибка.

– Нет, Веня, лучше – всегда и только значит умнее.

– Понимаешь, Плато, с тобой трудно соглашаться. Ты даже «Онегина» своего не знаешь наизусть. Чем докажешь, что ты его обожаешь? Ничем.

– Я его понимаю.

– Но это не доказательство.

– Для тебя не доказательство, для тебе подобных – не доказательство. А для неба – доказательство.

– Но живем-то мы на Земле. Спустись на землю, Плато.

– Земля подвисла в космосе. Она всего лишь теплая капля нашей галактики. Очнись, Веня. Включи мозги.

– Ты безумец. Ты смущаешь доверчивых мифом понимания. Ты ничего не умеешь. У тебя даже память нетренированная, как у нерадивого пионера. И для таких, как ты, издревле предусмотрена смертная казнь. Именем неба, между прочим. Что-то пользы в тебе я не нахожу, Плато. Ни грамма пользы. Ты бесполезен. В лучшем случае – бесполезен. Я скажу тебе парадоксальную вещь. Ты ведь любишь парадоксы? Ну, так слушай. Я целиком и полностью на стороне Пилата и Сальери. Понимаешь? Они для жизни необходимы. Такие, как ты, для жизни тоже не лишние; они, возможно, соль земли. Или перец. Но не хлеб. А солью сыт не будешь. Соль, как известно, – это белая смерть. Ты соблазн, ты специя, ты приправа. Но ты не основное блюдо. Без тебя прожить можно. А без нас с Сальери – нет. Мы грубая пища, согласен; но в жизненной цепочке мы основные элементы. Необходимые.

– Подожди, Веня. Сальери – миф. И Пилат миф. А я не миф.

– Нет-нет, Плато, не стоит переиначивать историю. Она мудрее тебя. Те мифы, которые вошли в плоть и кровь людей, – они давно перестали быть мифами; это больше, чем мифы; это облик истины. И я стану мифом, то есть формой истины. Существом о девяти головах или что-нибудь в этом роде. Страшное, ужасное, но неотвратимое – и потому отчасти желанное. А ты, Плато, ты станешь никем. Никем не станешь. Кто ты? Никто. Ты еще даже не миф. Я тебе больше скажу, я скажу убийственную для тебя вещь, Платон. Ты соткан из не подходящего для мифа вещества. Из тебя миф не слепишь. Из тебя миф – как из говна пуля. Ты не той природы.

– Как сказать. А Фауст? А Онегин? Я бы даже Одиссея вспомнил как прародителя. Чтобы понять – надо пройти путь. Путь, ведущий к истине, – это наш путь. Надо пройти девять кругов-колец, которые хитро-мудро крутит для нас жизнь-анаконда. И когда ты все постиг, анаконда превращается в разорванный круг, который лентой Мёбиуса ввинчивается в бесконечное тёмное пространство, сужающееся до ослепительно светлой точки. Ты попадаешь в спираль-воронку и становишься частичкой космоса.

– Не смеши меня. Мифами становятся те, кто их соблазняет, убивает твоих героев – словом, доказывает их нежизнеспособность. В школе преподают Татьяну Ларину, которая любила Онегина; а Онегина, который убил друга, преподают как Мефистофеля. Как исчадие ада. Про Одиссея вообще забудь. Бабник и плут.