Девяносто третий

– Здесь другой случай.

– Идейный?

– В каком-то смысле да.

– Ну, смотри сам, Михаил… Ты с ним общаешься. Я бы оперативной информацией так запросто не разбрасывался.

– Всё получится, не тревожься. Что бывшие твои коллеги, следят за ним?

– Да, опять сидели на хвосте.

– А твоя бригада?

– Как ты просил, приглядывают.

– Не засекли их?

– Я набирал в свою службу не худших, а лучших. Худшие в конторе остались.

– Извини.

– Ничего, проехали.

– Пусть еще походят и приглядят, ладно? Мало ли, что этим, из конторы, померещится…

Глава четвертая

16 сентября, четверг

Дело близилось к обеду, но в редакции было пустовато. В общей комнате за столами молча сидели Станислав Петрович и Светлана Анатольевна. Валерий Тихонович отсутствовал по состоянию здоровья. Из корреспондентов наутро после банкета в срок явилась только Юля. Устроившись в предбаннике напротив машинистки Тони, она строчила что-то на стандартных листах бумаги своим размашистым почерком.

Увидев Алексея, Юля перестала писать и неуверенно улыбнулась.

– Привет.

– Привет, – быстро ответил он, не делая попытки задержаться возле нее.

Шеф вяло пожал ему руку.

– Досидели нормально? – спросил его Алексей.

– Голова мутная, побаливает. Старею, наверное, – у шефа действительно виднелись мешки под глазами.

– «Распутин» вроде настоящий был.

– Хромов нас травить не станет, – заметил шеф. – Хотя вместо кабака лучше пусть типографии заплатил бы.

На столе перед ним опять были разложены рукописи местных поэтов. Отдельно, веером, лежали проявленные и распечатанные фотографии с митинга. Кашин отработал на пять с плюсом, каждое фото было достойно выставки. Мясоедов у микрофона, сжавший кулак, с полуоткрытым ртом и прямо гипнотическим взором, действительно, напоминал то ли Троцкого, то ли Геббельса. Черно-белая бумага усиливала впечатление, добавляя сходства с кинохроникой.

– Не звонили тебе из Москвы?

Алексей отрицательно покачал головой.

– Понятно. У них там своя тусовка.

Они поняли друг друга без лишних слов. Во время мартовского визита им довелось познакомиться с еще одним незаурядным человеком. Их свел бывший однокурсник Алексея, который полутора годами ранее перебрался в столичный вуз. Володя (так его звали) обитал в Доме аспиранта и студента в Коньково, деля апартаменты с каким-то бойким дагестанцем. Его сосед вечно пропадал где-то, занимаясь бизнесом вместо учебы. А Володя ударился в политику. Примкнул к патриотическому лагерю, повесил на стену подробную карту бывшей Югославии, где гремела война между хорватами, сербами и мусульманами, и бурно восхищался одним из лидеров нового поколения. То было его собственное определение – про новое поколение.

Ни один Володин приезд на малую родину не обходился без рассказов на эту тему. Алексея в конце концов разобрало любопытство. Станислав Петрович не возражал, и Володя устроил им встречу со своим предводителем. Для этого пришлось отправиться в Кунцево, а от станции метро еще минут двадцать пилить на двойном «Икарусе» типа «гармошка». Положа руку на сердце, Алексей ожидал увидеть экзальтированного субъекта из числа тех, на которых он налюбовался еще на съезде Фронта национального спасения16. Однако лидер оказался иным.

Ни малейшей экзальтации в нем не было. Он держался естественно и в то же время с достоинством. Роста был скорее среднего, но, вероятно, из-за манеры поведения казался выше. Правильными чертами лица и прической походил на одного из истинных арийцев из «Семнадцати мгновений весны». Вообще, форма ему подошла бы. И еще очень спокойно и уверенно смотрели на собеседников его светло-серые глаза.

– Иван, – просто представился он, пожимая руки гостям.

– А по отчеству? – уточнил Станислав Петрович.

– Васильевич, – так же без затей ответил лидер.

Володя глядел на него, не скрывая восхищения. Иван жестом предложил гостям сесть. Сам занял место за простым письменным столом, над которым висел черно-желто-белый флаг.

Станислав Петрович начал беседу издалека, с общей дискуссии. Он недавно перечитывал Шульгина17, и в его речи применительно к текущему моменту сразу проскользнули антисемитские нотки. Лидер вежливо слушал, не перебивая. Когда красноречие редактора иссякло, он так же спокойно, как здоровался, заметил:

– Для нас это не главное.

Станислав Петрович едва не поперхнулся.

– Как же? А Гусинские, Смоленские, Ходорковские…

– Для русского национального движения они особой опасности не представляют.

– Но это же паразитический капитал в чистом виде!

– Я бы не упрощал, – сдержанно возразил тезка грозного царя.

Володя, кажется, готов был конспектировать.

– Мы видим опасность, идущую с другого направления, – пояснил лидер. – Исламский мир поднимает голову, а он гораздо страшнее здешней еврейской диаспоры. Вам не довелось пожить на Кавказе или в Средней Азии?

– Нет, – развел руками Станислав Петрович.