Единственное, чего я по-настоящему хотел – это оказаться дома, обнять Лизу, почувствовать ее в своих руках, понюхать макушки девчонок… Приехать утром в родную больницу на Беговой и продолжать штопать обычных ребят, у которых тоже бывают проблемы с сердцем.
Гирс посмотрел на меня и поднялся.
– С бабами ты, конечно, сам разберешься, дело житейское. Просто имей в виду: здесь ты сможешь горы свернуть, здесь лучшие условия для работы. И большая свобода действий. Короче, думай, парень, взвешивай, что в этой жизни реально имеет смысл. – Он положил руку мне на плечо и слегка пожал его. – Твой отец был классным врачом. Но он похерил свою карьеру. Он был слишком… да что я тебе рассказываю, сам в курсе. Но ты, сынок, другое дело. Как знать, может, ты позволишь себе больше. Спокойной ночи.
Он вышел и закрыл за собой дверь. А я остался, не в силах пошевелиться.
Тут только до меня дошло, зачем он тратил время, выгуливая меня по клинике. Я-то, идиот, думал, он и правда хотел меня побаловать экскурсией, может, прихвастнуть самую малость. Какое там… стал бы он ради меня перья распускать… он просто демонстрировал мне товар лицом, чтобы я пустил слюну как следует. Я и пустил, повелся. Да и кто бы на моем месте остался равнодушным. Но теперь. Теперь это выглядело такой неприкрытой манипуляцией, что я в который раз за вечер оторопел от своих открытий.
Всю жизнь я рассуждал, бредя по Гирсовым стопам, что настоящий мужчина и настоящий профессионал никогда не упустит шанс стать сильнее, круче, раздвинуть рамки своих возможностей, раздвинуть границы своей личности. Нет ничего важнее, чем лечить людей. И вуаля – мне предлагалось проскочить годы нудных будней, миллионы минут бездействия, сотни откашивающих от армии симулянтов и прыгнуть прямиком в самые сливки кардиохирургии.
На удивление, я неожиданно сообразил, что похож на своего отца куда больше, чем думал.
Это была абсолютно ошеломляющая мысль. И что-то внутри меня резонировало, откликалось по-новому. То досадой, то мазохистским удовлетворением. Мой отец – невзрачный кумир с сомнительным фан-клубом. Я всегда считал его неудачником, человеком без честолюбия. А оказывается, вот оно что… Он просто был счастливчиком.
В глазах заплясали корешки книг, коричневые, темно-зеленые, я пытался их сосчитать, но все время сбивался.
Я вдруг понял, что Гирс так и не ответил мне про телефон. Да и у меня это вылетело из головы.
По дороге в дом Гирсов я не без тайного удовольствия думал, что еду навстречу искушению, приятной, дразнящей игре, которой был почти готов уступить. Позволить себе окунуться в неповторимый запах приключения. И вот, пожалуйста, окунулся так окунулся. Но самое странное во всем этом было то, что главным золотым руном оказалась для меня даже не ореховая пропасть Викиных глаз, а расположение Гирса. И именно его посулы, его цинизм задели меня больше, чем все Викины выверты.
В этом доме, во всем этом было нечто ненормальное. Я постоянно чувствовал себя не до конца собой, как будто меня индуцировали, находили и обнажали самые тайные и не самые завидные уголки моей души.
Я снова и снова ощущал себя Одиссеем, Ясоном, видел сирен, простирающих ко мне руки на погибель души. И не понимал пока, как мне выбраться. Я хотел домой, всем существом жаждал искренности, честности и простоты.
Я лежал на диване, и голова взрывалась тысячами калейдоскопических мыслей, кислотных и абсурдных, как все, что произошло со мной с того момента, как я увидел Гирса в конференц-зале отеля.
Одно-единственное очевидно наверняка: я что-то упускал. Какая-то деталь, нечто важное не улавливалось, проваливалось в моем восприятии их семьи, как выгоревшие пиксели. Я видел происходящее с одного ракурса, с которого мне было позволено видеть. И ощущение, что меня водят за нос, только нарастало.
Я встал, чтобы продолжить поиски, и взгляд мой упал на ноутбук, стоявший тут же, на столе. Пошевелив мышкой, я разбудил компьютер и уставился на экран, там, где горела дата и время.
31 октября.
Ящики стола оказались запертыми, как и предполагалось, так что несолоно хлебавши я поковылял наверх. Придется вызвать такси с домашнего и ехать в аэропорт.
Добравшись до комнаты, я упал на кровать, чтобы перевести дух и вскрикнул от ужаса, нащупав чью-то руку.
– Тише, ты чего! – Вика приложила палец к моим губам. – Зачем ты вставал, тебе надо лежать!
– Вика, блин! Ты совсем, что ли? Караулишь меня в темноте?
– Я просто ждала, пока ты вернешься, принесла тебе поесть… – тихо ответила она и включила ночную лампу.
Тут я, наконец, дал себе волю и разорался. Я злился и не стеснялся в выражениях. Уколы, таблетки, провалы во времени, телефон, в конце концов! Который уж точно где-то здесь. Она должна мне все объяснить.
Ее лицо полыхнуло, глаза испуганно заблестели. Я видел: еще секунда – и она заплачет, но она только шмыгнула покрасневшим носом и задержала слезы, не дав им пролиться за краешки влажных розовых век.