Читаем Детский бог полностью

Через неделю зайдя в палату к Полине, Гирс обнаружил, что отеки на ее лице наконец спали, позволив векам открыться. Глаза у нее оказались северные, голубые. С тонкой опушкой светлых ресниц. А скулы немного татарские, высокие, вразлет, со щепоткой нежных веснушек.

Сегодня Гирс планировал сам снять швы над ее левой бровью.

Приблизившись к Полининому оживающему лицу, он осторожно подцепил нитку и быстро, аккуратно вытянул ее из шва. На лбу раны были неглубокие, с маленьким расхождением тканей, и Гирс внутренне порадовался, что после его точной работы при должном уходе рубцы будут совсем незаметны.

«Хорошо, что сам зашивал. Было бы жалко такое испортить…» – пронеслось у него в голове, и он точно не понял, относилось ли это к лицу девушки или к его работе.

Но одно Гирс знал наверняка: эту девочку он спасет, и, может, тогда наскоро забытая Машка перестанет подмигивать ему по ночам из своей могилы.

* * *

Жизнь бывала разная, но чаще – не соскучишься. Даже если выдавалась свободная минутка, а это случалось все реже.

После того как он привез Полину в Москву, дни стали еще длиннее, а ночи вообще пропали. Полина оказалась целительным зельем: почти ребенок, но женщина, внешне почти как его сестра, но на самом деле – жена. И делать с ней положено то, что делают с женами.

И он делал. Без устали прорываясь через ее тело к самому себе. Рьяно наверстывая годы детства, когда к единственному любимому созданию нельзя было прикоснуться.

Как он выжил тогда почти без сна, он не знал. Наверное, азартное чувство любви, предвкушение нового. Поминки по пережитому: «Теперь-то все будет иначе». Ни тебе голосов, ни пустых бутылок, ни пыли в ванной…

* * *

Когда родилась Вика, он впервые испытал страх смерти. Он впервые по-настоящему почувствовал смертным себя. Он почувствовал, что конечен, что жизнь обязательно кончится.

Он ощутил возраст и с самого первого дня своего отцовства стремительно старел. Старел так же быстро, как росла его дочь.

Последние лет десять он казался себе вечным, неуязвимым, почти идеальным. Теперь он постоянно терзался ощущением собственной беспомощности. У него есть ребенок. И эта крошечная мягкая девочка с морщинками на круглых мягоньких пятках может умереть тысячами разных способов. И он тоже может умереть, оставив ее одну, маленькую, беззащитную.

Он тревожился. Ему всюду виделось несовершенство. Он наблюдал неловкость Полины, молодой матери, которая сама едва вышла из школьного возраста, и спрашивал себя: почему он выбрал именно ее.

Ошалелость влюбленности миновала и уступила место чему-то новому. Ответственности за кого-то, кто не твой пациент.

Чувство, что теперь он дважды отец, крепло день ото дня, и нельзя сказать, чтобы это чувство ему претило. Он просто не мог взять в толк, как все так стремительно переросло из кромешного лихого одиночества в уязвимую семейную любовь.

Особенно странной была скорость, которую набрала жизнь. Почему-то сонное, безропотное детство под костлявым Машкиным крылом длилось вечность и никак не хотело заканчиваться. А сейчас, когда все, наконец, стало хорошо, время неумолимо неслось вперед.

Саша Гирс был счастлив.

<p><strong>Часть II</strong></p>

«В теории это был метод воспитания, хотя на самом деле – какая-то извращенная игра, от которой даже Тимоти Лири подавился бы ЛСД», – как-то раз сказала мне Вика. И возможно, это был бы для нас лучший эпиграф.

Порой наши глаза подводят нас. А если еще точнее – порой ум не показывает того, что видят глаза. И только потом, когда уже ничего нельзя изменить, все встает на свои места.

<p><strong>Глава 1</strong></p><p><strong>Базель</strong></p>

Я открываю сайт крупной частной клиники во Франции и вижу его. Я вижу его лысую голову, отяжелевшие веки, седеющие брови и скрещенные на груди руки, вижу даже выпуклые вены на тыльной стороне его ладоней.

Он уже не молод, но еще не стар. Сколько же лет прошло? Лет двадцать. Ему было немного за сорок, когда мы познакомились, значит, сейчас – чуть за шестьдесят.

Я встаю и подхожу к окну. Отель, в котором назначена конференция и где мне предстоит провести ближайшую неделю, называется «Einsamer König» («Одинокий Король»). Здесь красиво и прохладно.

Я посмотрел программу и в который раз удивился собственному везению. До сих пор не верится, что меня пригласили на эту конференцию: в списке участников одни мировые светила.

Судя по расписанию, Гирс должен прибыть сюда завтра. Вероятно, он меня узнает.

Я надеюсь на это, но немного нервничаю. Мы так давно не виделись.

* * *

Здание отеля расположено так, что почти все окна обращены в долину.

Это тихий сырой луг и хвойный бор у подножья гор в предместьях Давоса. Стоит март, воздух влажный, росистый, и когда утром спускаешься по тропинке к озеру, то вязнешь в сизой туманной дымке. Везде зелень разных оттенков, от ярко-салатовой до богатого цвета спелой арбузной корки.

Перейти на страницу:

Похожие книги