Детский бог

Я сел, осторожно, чтобы не уронить голову Вики, но спускать ноги не хотелось. По полу гулял сквозняк, и темнота, сгустившаяся по углам комнаты, казалась живой.

Звук, разбудивший меня, повторился. То ли свист, то ли плач, то ли какой-то кашель в саду.

Я набрался сил и сбросил ноги на холодные доски паркета. Подошел к окну. После дождя улица пахла свежестью. Но свежестью тревожной, предосенней, смешанной с запахом палой листвы и стареющей акации.

Я перегнулся через подоконник, в локти вонзились крошки растрескавшейся краски. Мне почудилось, что в беседке кто-то есть. Даже показалось, что вижу тлеющий огонек сигареты. Но выяснять не хотелось, нужно было незаметно пробраться к себе.

На следующее утро нас провожали на станцию. Всей гурьбой шли по маленьким даже тогда тропкам, через пролесок к железной дороге.

– Смотрите, лиса! – вдруг крикнул Гирс, останавливаясь и преграждая нам путь. – Агат, ко мне! – Он взял щенка за ошейник.

– Где, где лиса? – Мы с отцом, как по команде, вытянули шеи.

– Да вон же! Справа, где волчья ягода. – он показывал на заросли кустарника, но там никого не было. – Вы что, не видите?!

– Да нет там никого! Тебе показалось, – сказал отец.

– Филипп, ладно твой папашка слепой, но ты-то, молодежь. Ты видишь? – Гирс продолжал тыкать пальцем в кусты.

– Нет, Александр Львович, хоть убейте!

– Я вижу, – вдруг сказала Вика. Это были первые слова, произнесенные ею в то утро. – Вон стоит. С желтыми глазами.

Я тихонько дотронулся пальцами до ее ладони. Она вздрогнула.

Пригородная электричка, запах рельсов, рыжие деревянные лавочки и длинноногая фигурка Вики за окном. Агат крутится между ее коленок, волосы почти закрывают ее лицо, полное слез.

* * *

Что-то произошло, я так и не понял что. Но что-то случилось тогда между нами. Между мной и ее семьей.

Я долго не мог разобраться почему, но больше мы с ней не виделись.

Я звонил и звонил, слушал гудки. Думал, может, они еще на даче. Так ведь сентябрь, учебный год.

В один вечер я дозвонился. Потом еще и еще.

* * *

– Полина Алексеевна! Добрый вечер, это Филипп, позовите, пожалуйста, Вику!

На том конце провода молчание. Потом вздох и голос Полины со странным прохладным подтоном:

– Филипп? Зачем ты звонишь?

– Как зачем? Я хотел поговорить с Викой, мы договорились!

– Не звони сюда больше, пожалуйста. Имей совесть.

Гудки отбоя.

Меня швырнуло в пространство без кислорода. Я не мог дышать, как рыба, выброшенная на берег.

Я позвонил еще раз. Щелчок в трубке: у них стоит определитель номера. Никто не ответил.

Что же это такое…

* * *

– Вика, привет, это ты?

– Нет, Филипп, это Полина. И я прошу тебя, очень прошу, перестать звонить Вике. Она не хочет с тобой разговаривать. Я же объяснила тебе вчера!

– Но почему?

– Перестань сейчас же! Чего ты добиваешься? Чтобы мы пошли к твоим родителям?

– Полина, я не понимаю ничего… позовите, пожалуйста, Вику.

– Филипп, я не знаю точно, что именно ты ей сделал, что у вас произошло, но моя дочь с тобой разговаривать не будет. Она просила не звать ее, когда ты звонишь.

Гудки.

Черт-черт, это невозможно! Этого не может быть! Она не могла так со мной поступить!

Я лихорадочно перебирал в уме, что такого сделал, чем обидел. В голову не лезло ничего, что хоть как-то могло оправдать ее. Объяснить ее игру в прятки.

Я вспоминал наш последний вечер. Силился, напрягал память, но так ни за что и не зацепился.

Никакой логики. Да и взрослые хороши, ни ответа ни привета.

Похоже, это был тот самый момент, когда я начал догадываться: с Гирсами что-то не так.

* * *

Я отсчитал пятнадцать ступенек вверх и вниз. Я отсчитал их раз сто, пока ждал.

Я ждал уже два часа. Сначала просто под дверью. Потом у окна в лестничном пролете. Потом звонил. Звонил и звонил, как сумасшедший, в этот дверной звонок, пустой и глухой.

Из соседней квартиры недобро глянуло лицо соседки.

– Что ты названиваешь? Неужели непонятно: там никого нет.

– Никого нет?

– Вот мне интересно, ты дурак? Или прикидываешься? Или нарочно людям мешать пришел?

– По ходу – дурак…

– Я милицию вызову сейчас.

– Спасибо, не надо. Извините, пожалуйста…

– Уехали они, – обронила она, закрывая дверь.

– Куда??

– Понятия не имею. Вчера еще.

* * *

Школа, где училась Вика, породистая французская «двенашка» в переулках Старого Арбата, оказалась небольшой. Четыре этажа и одно крыльцо, выходящее на старинный храм Спаса На Песках. Там-то, слева от храма, в округлом дворике аккурат напротив школьных окон, и расположился тот, в кого я превратился.

У меня не было четкого плана. Я просто ждал. Каждый день давал себе слово, что пойду на занятия, но каждый день спускался в метро. Станция метро «Университет», пересадка на «Библиотеке имени Ленина» и через двадцать три минуты я на «Смоленской».

В скверике возле церкви по утрам сидели прозрачные от холода, еще не похмелившиеся арбатские гедонисты. Я обходил их по касательной, срезая угол, напрямую летевший к крайней скамейке слева. И занимал свой терпеливый пост.