Детский бог

– Да чего уж простите. Это же не из-за тебя она. Знаешь, я даже рада, я ни с кем об этом не говорила. С Сашей как-то неловко. А Галя никогда ее, кажется, не любила. Так что это ты меня прости, сама не знаю, зачем я все это тебе рассказываю.

Она поднялась, подошла к буфету, налила в маленькую рюмку коньяка. Выпила.

Я прекрасно понимал, что такое спрашивать нельзя, но никогда не видел сумасшедших, и мне было страшно интересно, как они выглядят и что они такого делают.

– Извините, а как вы поняли, что она… ну…

– Сошла с ума? – Полина опустилась на стул.

– Угу.

– Галя с бабой Люсей сначала и не догадывались. Говорят, мама казалась нормальной. Может, чуть более тихой после того последнего случая. А как папа ушел, она стала путаться. Ну, она как бы не понимала, что его нет.

– Как это?

– Я потом поехала, отвезла ее к специалисту. И он нам объяснил, что когда человек сходит с ума, то перестает понимать, где его фантазии, а где настоящая жизнь.

– Ого. То есть она как бы что? Считала, что ваш отец не ушел?

– Ну да, она во всем была абсолютно нормальная, ты бы и не отличил, но Галя начала замечать, что она готовит как раньше, на его долю. И на стол ему накрывает, как будто он дома. Она слышала, как мама разговаривает с ним по ночам. Радовалась, что он образумился и не бьет ее больше.

– Ух, вот это да!

– Да, так запутанно это все устроено, что не сразу и поймешь. Если не буйный человек. А особенно, если больной догадывается, что с ним что-то не то творится. Тогда он хитрый становится, осторожный. Чтобы никак себя не выдать. И у некоторых какое-то время получается.

– Очень интересно.

– Не очень, если честно.

– А что случилось с Галей?

Я сначала спросил, а потом сообразил, что, наверное, опять лезу не в свое дело.

Полина, однако, вовсе не разозлилась. Она рассмеялась:

– Любопытный какой. Галя сейчас живет в Москве. Мы перевезли ее три года назад. В нашем городе стало слишком уж страшно жить. А замуж она так и не вышла.

– Почему? Она же красивая.

– Не знаю, милый, так бывает. И даже у самых красивых. Но Галя и правда молодец, она не заслужила такой судьбы…

– А что с ней случилось?

– Да ничего такого, просто мы все всегда считали, что если уж кому повезет вырваться из той жизни, так это Галке. Она смелая, красивая, веселая. Вышла бы замуж, если бы не влюбилась в одного местного… решалу. Родила ему сына. А он не развелся. Потом его убили… и я уговорила Сашу забрать ее с племянником поскорее.

– Убили?

– Да, тот мир он такой. Ужасный мир. Прости, я все время забываю, что ты еще ребенок. – Она улыбнулась и потрепала меня по волосам.

Стало приятно и обидно одновременно.

– Полина…

– О’кей, ты не ребенок, просто ты слишком смышлен для юноши своего возраста. Саша от тебя в восторге.

Эти слова нектаром пролились мне на душу.

– И, кажется, Вика тоже… – Она улыбнулась еще мягче, и я окончательно поплыл.

Глава 3 Конец сезона

Надо заметить, она была права. Не знаю, что произошло, может, мой прыжок так подействовал, но вдруг оказалось, что мы с Викой влюблены друг в друга до чертиков.

Просто с ума сойти! И это первое обоюдоострое нечто схлестнуло нас, то подталкивая к сближению, то разделяя мучительно, нахлынувшей детской нерешительностью.

* * *

Вика переменилась. Ее колкая прохлада, вывернувшись наизнанку, оказалась нежным брюшком ласкающегося котенка.

Целыми днями мы были вместе. Стараясь не попадаться на глаза взрослым, сразу ставшим особенно зоркими, мы украдкой и по-настоящему разыгрывали летнюю партию первой любви.

То, что происходило между нами, не предназначалось ни для кого больше.

Наедине мы держались за руки, и я получил право без стеснения перемежать ее пальцы со своими. Трепались обо всем на свете, а еще могли целовать друг друга.

С этой волнующей целью устраивались долгие велосипедные прогулки в березовую рощу, где, побросав велосипеды и взобравшись на старое дерево, мы оказывались в собственном мире с изумрудным покровом листвы. Там, среди светотени, я прижимал Вику к шершавому стволу и без устали гладил ее шелковистую спину под хлопковой футболкой. Она отвечала на мои нехитрые ласки сладким сбившимся дыханием и поцелуями. Я терзал ее губы своими так долго, что к вечеру наши рты становились похожими на перезрелые бутоны, готовые взорваться мякотью цвета.

Ночами мы сидели на подоконнике, свесив ноги, и курили в окно.

Я повадился стрелять у отца из пачки хрусткие сигареты, пропахшие бумагой и горечью. Отца я почти не стеснялся, но вот родители Вики вряд ли обрадовались бы такому открытию. Поэтому мы были осторожны.

* * *

Когда я впервые закурил при ней, она двумя пальцами вынула сигарету из моего рта и поднесла к губам.

– Не надо. – я хотел остановить ее, но она мастерски затянулась и мгновение спустя, свернув губы трубочкой, выпустила аккуратное колечко.

– Ты куришь?!

– Я много чего умею, – рассмеялась она, и меня обдало жаром.

Мы строили планы о том, как увидимся в Москве. Они жили в центре, я уже прикидывал, как после школы буду ездить к ней. Сначала на метро до Смоленской, потом пешком или на троллейбусе до переулка, где цветет сирень.