Детский бог

Как сильно ребенок нуждается в близости, в постоянном присутствии и одобрении взрослых, от которых зависит хрупкая детская жизнь. И как ясно отражает он любые пороки, пока формируется, крепнет его нутро, напитываясь тем, что вокруг. Всеми формами несовершенства. В детях, как в фасеточном зеркале, можно увидеть преломленный мир родителей.

Сколько душевных и физических сил нужно, чтобы повзрослеть. Как много разочарований и боли мы должны испытать, чтобы стать взрослыми.

И все же, с расстояния лет, детство выглядит как утраченный рай. Сладкое, пропитанное солнечным светом время любви.

Глава 4 Александр Гирс

Начало тайн врача – знание хода сердца, от которого идут сосуды ко всем членам, ибо всякий врач, всякий жрец богини Сохмет, всякий заклинатель, касаясь головы, затылка, рук, ладони, ног, везде касается сердца: от него направлены сосуды к каждому члену…

папирус Эберса (XVII век до н. э.)

Саша Гирс всегда покушался на слишком многое. На любовь, на удачу, на нормальную детскую жизнь. И все могло бы получиться гораздо легче, если бы не обстоятельства его рождения. Мать умерла в родах, в маленькой больнице под Вильнюсом, оставив после себя только шум дождя за окном и окровавленного младенца.

Быть маленьким, слабым и все равно быть – непростая задача. Он неутомимо использовал все силы, чтобы уцепиться за эту сторону реальности, не соскользнуть в склизкую темноту, что ждала его, последуй он за матерью.

Руины, на которых началось путешествие Саши в нашем мире, быстро остывали. Семьи не получалось. Получалось что-то инвалидное, сокращенное, где роли спутались и переплелись между собой в причудливое веретено.

* * *

Лев Гирс долго стоял и смотрел на занозистый гроб посреди маленькой комнаты. Последнее ложе, в нем – пустое тело. Без ребенка и без души. Простоял так несколько часов, прощаясь с прошлой жизнью, с частью самого себя. Потом вышел и принялся жить дальше.

Лев Гирс работал тогда инженером на трикотажной фабрике Вилия. Это был новый экспериментальный комбинат, расположившийся в роскошном здании в стиле позднего конструктивизма. Комбинат-сказка, только что распахнувший свои двери и обещавший сотрудникам весьма хлебные ставки. В реальности покраска тканей и ниток не принесла производителям неслыханной прибыли, и зарплаты оказались столь же постмодернистскими, сколь и внешний вид фабрики. А человек по имени Лев Гирс, невзирая на звучность своего имени и наличие высшего образования, зарабатывал так мало, что подвязался разнорабочим где только придется.

Дома он бывал редко, спал тревожным сном несколько часов в сутки и снова уходил. Зато потом приносил домой маленькие узелки конфет или баранок для любимых девочек – жены и дочки, или покупал им теплые мягкие валенки.

А потом, с приходом Саши, которого мать нарекла сразу, лишь только завязалась у нее внутри новая почечка жизни, все пошло под откос. В дом пришла первая смерть.

* * *

Странным образом эта смерть не настроила отца против сына. Однако немного разочаровала старшую сестру Машу, которая, потеряв мать, получила взамен крошечный влажный сверток, явившийся на этот свет погубить ее детство.

Ей тогда исполнилось семь. Ребенок был пухлый, в кожаном переплете желтовато-бежевых пяточек и ладошек. Смуглый, с редкими перьями черных волос на круглой макушке. От него пахло чем-то невиданным, хлебным, кефирным.

В первое время к ним каждый день приходила сердобольная соседка с первого этажа. Она помогала с малышом, стирала пеленки, варила кашу, учила Машу нехитрым, но утомительным премудростям.

Маша оказалась доброй маленькой матерью. Нежной, немного неуклюжей. Она кипятила молоко и, вымочив в нем марлевую тряпочку, понемногу выжимала теплые жирные капли в красный беспокойный Сашин рот. По ночам Саша грелся ее телом, прижавшись к ней в недрах старого дивана. И она обнимала его во сне, вдыхая пряничный запах младенчества и почти не горюя о том, что не сидит за партой в первом классе школы, как ее подружки, а здесь помогает выжить маленькому существу. Бесчестный, бескомпромиссный жребий.

Отец по-прежнему много и тяжело трудился, но в те редкие вечера, когда мог не гнать себя за звонким червонцем, он сидел на кухне с чашкой уютного чая, разглядывал своих детей, читал им сказки, а Маша видела, что он совершенно счастлив. И все они счастливые. Пусть и в кургузой ампутированной семье.

Так они жили какое-то время, то проваливаясь, то побеждая. Зиму, простуды, грусть. Детской душе немного нужно для отчаяния, но и для радости нужно совсем чуть-чуть. Чтобы тот, кто рядом, был рядом как можно чаще и ласково смотрел на тебя.

Отец справлялся. Он всех кормил, казался добрым и спокойным, должно быть, он был очень сильным, думалось потом взрослому Саше.