Деревянный хлеб. Части 1-4

— Я — довольно поздний ребенок… Батя мой тоже — восемнадцатый в семье. Последыш. Отчего, когда коммуну деда (за излишние хозяйственные успехи, нежелание принимать туда кого попало и нанимать батраков), добрые односельчане осенью 1929 года объявили «кулацким колхозом» и законно, по тем временам, то есть на сельском сходе — приговорили всех коммунаров к «выселению в отдаленные районы Сибири с конфискацией имущества», он со всеми «попал под молотки». И в трехлетнем возрасте — отправился умирать в дикие гребеня, вместе с родителями. Однако, не умер. Там — отдельная большая тема. В нашем случае важно, что оказавшись с женами, детьми и стариками накануне зимы под открытым небом, без припасов, теплой одежды и инструментов — мои деды и старшие братья отца не пали духом! Чуть ли не голыми руками — вырыли «землянки». Из веток с дерном — соорудили «балаганы». Из местной глины — налепили горшков и другой посуды. Собирали по лесу дикие плоды и кедровые шишки… Ставили силки. Рыбу ловить было нечем. А главным харчем — стали корни камыша. Было трудно. Мерзли, болели, мучились. Но самую первую и самую страшную зиму — пережили с минимальными жертвами и до людоедства не скатились. Фактически — создали свою коммуну второй раз, вообще «с нуля». Вопреки государству…

— Вот так прямо доктору Бергу и сообщили? — подозрительно прищурилась филологиня.

— Мне, в отличие от некоторых — стыдиться за поведение своих предков не приходится!

— Ой… — реакцию моего собственного односельчанина, на этакий выпад, представляю.

— Галочка права… — сухо констатировал Ахинеев, — Дальше — начался полный ой-ой…

— ???

— Я тоже не железный. Вот и высказался, что приличным людям, даже на пороге смерти от голода — никто не мешает вести себя по-человечески. А государство, в критические моменты — так и вовсе, скорее путается под ногами и (от греха) подлежит упразднению. Объективно, по медицинским показаниям. Как опасный социальный паразит. Другое дело, зажравшиеся до оборзения столичные холуи. Которые, всего после месяца «строгого поста», принялись гоняться друг за другом с топорами. Благо, что начальству, вдруг — резко стало не до народа… Затрещинами удерживать «обезьянок в костюмах и галстуках» в вертикальном положении — стало некому. Итоги? Население второго в стране мегаполиса, сидя посреди зарослей жратвы, библиотек, научных центров и «оборонных» заводов — мигом «социально провалилось» в дикий людоедский палеолит. Не предусмотренный ни теориями Руссо, ни «марксизмом»…

— ???

— На этот раз — меня поняли правильно. Докторишка изменился в лице, пошел пятнами и начал прескверно материться. В свой адрес — я бы ругань ещё стерпел. В конце концов — идея моя и за её реализацию полагается моральная ответственность. Пустяки, дело житейское. Но — Берг понес по кочкам не меня, а моих родителей. Сразу обоих… Видимо, от полноты нахлынувших чувств, м-м-дя…

— «Разрыв мозговых шаблонов» — это всегда больно…

— Фильтровать базар, однако, тоже надо. Мой батя, благодаря «коллективизации» и не имея за душой никакой вины — вырос на «спецпоселении». Оттуда и в армию призвали. У него целых два удостоверения «жертвы сталинских репрессий» теперь имеются… Так вот, в чудесном обществе ГУЛАГА, среди «ссыльных», «политических», «завязавших уголовников» и прочих «лишенцев» — не владеть матом было бы странно. Тем не менее, ругался он очень и очень редко. А растолковывая мне значения разных слов — всегда подчеркивал, что пользоваться этим лексиконом следует исключительно точно. Балаболы — долго не живут… Николаю Бергу, самых азов «понятий», судя по бьющему из дырки под носом фонтану столичной «кюлютуры» — никто не объяснял. Похоже, что мальчика из «хорошей семьи» — сильно тянуло к «блатной романтике». Характерный моральных сдвиг для тамошних интеллигентов. Песенки Розенбаума, тоже бывшего врача, кстати — пример. Но квалифицированного «знатока» — ему не встретилось. А среди косящих под «урок» дворовых «бакланов» — нахватался разных глупостей. В любой «правильной хате» за этакий «речевой понос», он бы, до конца срока отсидки — отрабатывал свой «зашквар» ртом и жопой… В общем, хорошо, что место попалось относительно глухое и удаленное. Как ни крути — самая окраина.

— Ему за переживших Блокаду родственников обидно стало… — авторитетно подсказала Ленка, — Им же, с раннего детства, заколачивали в головы, что по сравнению со страданиями Блокады — все остальные «тяготы и лишения» не стоят даже упоминания. Очень болезненная тема для обсуждения.