Дело о демонах высших сфер

— Не могу видеть эту рожу! — громко объявила она. — Хоть на куски меня режьте! Ни на миг не задумался, что собственного сына подставляет. Вот вам дневник и карта, господин префект, я кое-что там написала из своих соображений. И кулечек от доктора, — на стол, поверх дневника, лег бумажный сверточек размером с крупную сливу. — Позвольте мне идти. А то не сдержусь и в рыло ему заеду. Не поступают так с родными детьми. Павлин драный!..

Мем кивнул.

Потом прибегал старший сын госпожи Мирир, Джениш, переодетый портовым рабочим. Штаны, рваная короткая рубаха и лицо в саже, вместо доклада скороговорка: да, поджог, но никто не знает, кто его сделал и почему. Подожгли товары Химэ, Химэ в карантине все боятся, потому что половина карантина так или иначе принадлежит Арданской Паевой Кампании. Из своих никто бы против Химэ не попер, у того есть своя служба расследований и наказаний для всяких торговых пропаж и обманов, провинившиеся попросту исчезают, если в чем-то замешаны. Теперь карантин боится не только очередных поджогов, но и чужаков, и Химэ заодно. О том, кого считать чужаками в этом деле, есть два противоположных мнения. Чужаки либо с пиратских островов, либо с ходжерских. Не портовые и не городские, пришлые. Отрадно только, что служба Химэ тоже утерлась — не нашли пока, кто поджег и кто заказал, и вообще там все злые, потому что господин Химэ якобы сам не знает, чего хочет. Как будто ему давно известно, кто виноват, но взять и наказать его не смеет.

Мем написал Дженишу приказ на денежное вознаграждение и второй приказ — о переводе того в должность младшего инспектора. Тот ушел, держа приказы на вытянутой руке, чтобы не испачкать сажей.

Толкового разговора с Адаром тоже вначале не получалось. Тот видел, что окончательно потерял доступ к цели, ради которой пошел на неразумный риск, и впал в безразличие. Мем задавал ему разные вопросы о Джате, Рихоне, Номо, но Адар на все отвечал: доказывайте, теперь это ваша работа. Мем говорил: такие-то и такие-то вещи не требуют доказательств, есть свидетели и улики. Адар равнодушно поводил головой — вы хорошо знаете законы, господин префект, вы в Столице выучены, вам виднее, а я ни в чем сознаваться не буду. Опознает меня Джата, напишет жалобу или рапорт — буду говорить с ним и с судьей; скажет Номо, будто я его послал вас убить, на его совести будет эта ложь, а больше я ничего не знаю и знать не хочу.

На Адаре, словно на опытном воре, не работали дешевые приемы вроде приказа развязать руки, поставить для допроса удобный стул, налить в стакан воды с вином, допрашивать не в холодном каменном каземате под склепом, а в кабинете префекта. К вину он даже не притронулся. На стул уселся так, словно он князь в гостях у нищих и совершает сейчас большое одолжение. Мем даже велел новому секретарю не вести протокол допроса — толку-то, тот после объятий Бабушки все равно был ни на что не способен, у него тряслись руки и коленки, в префектуре его уже все звали Дрищ, и это не добавляло ему бодрости. Но Адар и без протокола не желал упрощать следствию работу.

К очной ставке Адара и Номо нужно было заранее готовиться, хотя бы составить список вопросов, продумать, кого на чем проще подловить. Если с самим Адаром не получилось с наскока, то с двумя арестованными Мем без предварительной проработки и подавно завалит допрос. Очную ставку лучше оставить на второй заход. И на момент, когда будет лишнее время. А это не сегодня. И, скорее всего, не завтра. Прибегнуть к шантажу и припугнуть нехорошей судьбой для втянутого в раскол префектуры племянника Мем не успел — прислали курьера из адмиралтейства. Береговая охрана была готова выступить на побережье, генерал-губернатор дополнительно давал два корабля, выставить прикрытие с моря.

Мема словно шилом подкололо внутри — вскочить и бежать с солдатами на берег, лезть в архив. Он себя одернул. Нельзя самому. И времени нет. Велел позвать Намура, открыл дневник, заложенный картой подземелья в том месте, где у госпожи Мирир остановился перевод на человеческий язык — на второй же странице. Адар в это время так и сидел на стуле посередине кабинета, старательно выдерживая вид оскорбленного достоинства. А новый секретарь грыз ногти, забившись за портьеру в противоположном от бабушкиного лаза углу. Вторая портьера после ночного дождя, кажется, так и валялась на крыше.

Некоторые значки у госпожи Мирир остались без расшифровки. Черные с напоминающей муху завитушкой внутри она перевела как судебные документы, красные двух видов пометила "деньги" и "очень старые", один из коричневых "военные". На полях карты мелким почерком было дописано: "Дальний отводок от берегового входа, он же выход со скелетами не имеет знака. Проверить, что там в коробках". Мем развернул подарок доктора: отломанные пальцы мумии, новые и старые вместе. Не нужно быть доктором, чтобы понять — одинаковые. Изнутри на бумаге написано "Да". Сегодня все необычайно лаконичны. И правда. Хватит зря метаться. В деле уже достаточно определенности, чтобы сделать собственный решающий ход.