— Не так, чтоб часто, но я иногда пыталась представить, кем вырастет мой сын, если останется жив, — заговорил, наконец, Наджед. — При его-то отце. Таким же жестоким и злобным уродом? Искалеченным существом без воли и чувства собственного достоинства? Избалованной тряпкой, не имеющей, кроме желания развлекаться, никаких других желаний и проводящей жизнь в пьяном тумане?.. Не знаю. Мне казалось, скорее всего, его так же утопят, как остальных. Мой отец суеверен. Какая-то ведьма ему обещала, что он расплатится за страдания детей и внуков сполна, и причиной тому будет его собственная кровь. Он запомнил. Детей и внуков мучить не перестал, зато перестал оставлять их свободными, а некоторых — живыми. Я жива и свободна лишь потому, что дворец на холме, который попросил у меня твой учитель кир Хагиннор под резиденцию, принадлежит мне. И потому, что у меня не может быть детей. Других детей.
— Поэтому и домой не идешь?
Наджед покачал головой.
— Не знаю, как сказать твоему секретарю, что он сын арданской царевны и арданского чудовища. Как думаешь, ему вообще об этом следует знать?
— Ты сама-то откуда это взяла? — осторожно поинтересовался Мем, стараясь не выказывать удивления.
— Разве я не узнаю шов, который накладывал мой учитель, тем более, что на мне стежки такие же и сделаны были в тот же день? Дед ему не дед, сам он найденыш. То ли недотопили и вынесло к берегу приливом, то ли пожалел кто и вместо воды выбросил в тростники… Придется ему слишком много рассказывать. Мне как-то… не хочется. Я не умею говорить об этом много и долго. Тем более, в Арденне сто лет нет царей, только дворец на холме. Смысл знать свое истинное происхождение? И… было б, чем гордиться…
До Мема наконец-то дошло:
— Илан твой сын?
— А я тебе что четверть стражи объясняю? Я не отказывалась от ребенка, как… сам знаешь кто. Он теперь старший мужчина в моей семье. Можно сказать ему, кто он, и тогда он заявит генерал-губернатору, что дворец на холме займет сам. Кир Хагиннор подвинется молча. Но я могу ничего не говорить ему и остаться идаши. Мне так будет лучше. А как будет лучше ему, я не знаю. Не могу примерить себя на его место. Боюсь разговаривать. Боюсь собственного сына. Отца не боюсь, задушу голыми руками, если встречу. А сын… он ничего плохого мне не сделал. Он даже не такой, каким я его представляла.
— Пойдем, — сказал Мем, — выпьем. Чего сидеть на лестнице?
— Не могу, мне нужно к Ифару.
Мем помолчал.
— Не бойся с ним разговаривать, — сказал он. — Илан старательный и правильный мальчик. Не обидчивый и совсем не злой.
— Тем хуже для него.
Над портом отчетливо грохотнуло. В садовых пальмах свистел ветер.
— Тебя ураганом смоет в море, если пойдешь через город. Ифар врач, он что, сам себя не перевяжет?
— Себя перевязывать очень неудобно, — доктор встал. — Госпожа Мирир передала тебе записку?
Мем кивнул.
— Это одна и та же мумия и… Меня зовут Гедора. Только называй меня по-прежнему Наджед. Спасибо, что выслушал весь этот дивный бред. Мне нужно было рассказать кому-то. Совсем молчать об этом тоже невозможно.
— Пожалуйста, — Мем пожал плечами и тоже поднялся. — Скажи мне напоследок одну единственную вещь: почему вашего отца все называют "маленький человечек в черной одежде"?
— Ты никогда его не видел?
— Нет, откуда?
— Когда ему было двенадцать лет, он упал с лошади, повредил спину и перестал расти. Росли только его амбиции, честолюбие и злость. Росли непомерно. А сам он маленький, как ребенок. И на одну сторону кривой, поэтому ходит в черном, думает, так меньше заметно физические недостатки и больше — его самого.
На втором этаже ветер, ворвавшись в незапертые ставни, что-то с грохотом опрокинул и распахнул легкую дверь. Несмотря на день, стало почти темно. Из распахнутых дверей показалась кирэс Иовис и в гордой, тщательно выверенной позе остановилась на верхней площадке. Наджед поклонился ей, Мему и заспешил вниз. Иовис, похоже, готовилась спросить что-то ядовитое. Но Мем не дал ей шанса. Игры в кошки-мышки ему не на шутку надоели, чиновничьи рукава больше не мешались, провоцируя соблюдать этикет, поэтому он взбежал к ней через пролет, обхватил ее и выдохнул в нежную шею под ухом: "Очень устал. Хочу любви!" Кирэс Иовис вылупила глазки.
Глава 29
Гроза отшумела, уползла в горы, где бессильно уткнулась в непроходимые скалы Двуглавого Хиракона, заплутала в них и рассыпалась в последнем вечернем свете двойной радугой. Потом вечерний свет померк и с северо-запада на город навалились новые тучи.