Дело о демонах высших сфер

— Я ничего никому не должна, если тебя это интересует. Я не давала клятву мстить. В десять лет я, дочь Римерида, стала его же наложницей. Его и его старших сыновей, которых он потом утопил в старой барже по одному глупому подозрению. В тринадцать я сама родила ему сына. То есть, не сама родила. Если бы не врач с Ходжера, который вырезал из меня ребенка, умерли бы и я, и мой сын. После этого я стала никому не нужна. Детей у меня быть не может, матерью своему сыну я не считаюсь, потому что для всех это был бы признанный позор, честным путем замуж меня с такой красотой на теле не выдашь, сам он потерял ко мне интерес. Родители моей матери не самые простые люди. Но и они его очень боялись. Ничего не могли ему сказать ни про то, что он сделал со мной, ни с моими братьями, ни с моей матерью. Но когда умер мой дядя, их младший сын и единственный наследник, они вспомнили про старый обычай — когда в семье умирают все мужчины, во главе рода становится кровно связанная незамужняя женщина, которую все начинают считать мужчиной. Она не выходит замуж, не заводит детей, она по-мужски одевается, занимается всеми мужскими делами и ведет себя как мужчина. Он подарил меня им для этого, как самую бесполезную в его семье. А клеймо поставил на всякий случай. Чтобы я не забывала. Дед сначала учил меня всему, что нужно для управления поместьем, но потом он тоже умер. А я уехала на Ходжер. Учиться другому делу у человека, который когда-то помог мне выжить. Поэтому я доктор Наджед. Который весело смеется и не верит в то, что чья-то абсолютная власть над другими людьми — это хорошо. А месть… Два года назад, когда был восстановлен протекторат Таргена над арданскими землями, я вернулась сюда. Я хочу дождаться. Хочу, чтобы его в цепях провели к Судной площади и прилюдно казнили. Хочу это видеть. Поэтому я здесь. И не уйду отсюда, пока этого не увижу.

— Извини, что я тебя пугал, — сказал Мем. — Я думал, все несколько проще.

— И веселее, да. Все так думают. Будто идаши — это весело, — хмыкнул Наджед. — Помоги мне увидеть то, что я хочу, и я прощу тебе вообще все, что угодно.

Из подвала Мем поднялся в крайней задумчивости. И возле писарского поста столкнулся с Иланом, который перевешивал на доске объявлений исписанные листы.

— Ты чем здесь занят? — спросил Мем.

— Пытаюсь восстановить обстановку, — отвечал Илан сквозь зубы, стараясь не проглотить зажатые в углу рта канцелярские кнопки.

У Мема уже был повод убедиться: если префектура сходит с ума, то поголовно вся. Сегодня, значит, был день откровений. Илан решил перестать быть разгильдяем и, вместо этого, стать следователем.

— Обстановку чего? — уточнил Мем.

— Обстановку первого дня работы, когда Джата понял, кто убийца. Вот. Так выглядела доска, когда можно было сравнить почерк с записки с заголовками записей отсюда — там же были одни заглавные буквы… Только расписание висело другое и писал его в тот раз Упта. Саму записку я, кажется, упустил…

— Правила поведения с удавом кто писал? Рихон?

— Конечно. — Тут Илан на несколько мгновений приоткрыл рот так, что выпали кнопки, а потом, как зачарованный, повторил: — Рихон…

— Неси опять журналы рабочего времени, — сказал Мем. — Проверим. Еще раз.

* * *

— Есть некоторая вероятность, что Упта мог подделать записи о собственном присутствии или отсутствии. Он же писарь, он сам ведет этот журнал, — сказал Илану префект, когда все, в общем-то, было ясно.

— Нет, это не Упта, — покачал головой Илан. — При таких записях о Рихоне, почти никаких шансов, что это Упта.

— Я понимаю, что многое за Рихона, — согласился префект. — Упта увалень, он не смог бы быть в трех местах одновременно. А нас посещает настоящее привидение. Ловкое и умелое. Просто оно перестаралось в стремлении быть незамеченным.

— Наверняка ленился идти в обход, через калитку ему домой короче, — кивнул Илан.

Запись о посещении Рихоном префектуры была одна единственная. За самый первый день. И то, он пришел, но не ушел — притащил Бабушку через центральный вход. Даже когда он брал отпуск по причине подвернутой ноги и находился у всех на виду, он появился черным ходом, запись для которого велась у казарменных ворот, но, чтобы выйти через него, нужно было специально просить привратника впустить или выпустить именно там. Рихон никого не просил, он ходил тайком своей калиткой через загаженные кусты и темную улицу без окон, минуя запись и обходясь без чужих разрешений.

— У него же были все ключи, верно? — префекта, похоже, находка развеселила. — Сначала он забрал у Боры сам ключ от архива, а потом и всю архивную связку, которая хранилась за сейфовой дверью на случай, если префектура утонет при пожаре или сгорит при наводнении. И Бабушку он не боится, она его ручной питомец, поэтому в моем кабинете, где она постоянно спит, шарил, как у себя дома. Потом покажешь мне эту калитку за казармами, через которую он ходит с собственными ключами. Что, он правда хромает до сих пор?

— Хромает, — подтвердил Илан.

— Не притворяется?

— Он следы перед архивом оставил от костыля. В ту ночь, когда я посыпал там пол мукой.