Дефект

Оба слегка подустали: теперь, по крайней мере, можно было сражаться в полную силу. Вообще, бой насмерть обычно долго не длится – это то же самое, что пытаться увернуться от пуль: побеждает тот, у кого преимущество. Однако если задачи убить противника нет, то ситуация в каком-то смысле усложняется, и поединок может затянуться очень надолго.

В этот момент оба, кажется, подумали о том, что пора выложиться на полную и показать свое бесспорное превосходство. Вообще, Астэ планировал сначала наносить точечные удары – для того, чтобы быстро вымотать Гэрета, и тот больше не стал тратиться на блокирование боли, – а затем ударить решающе, и резко. Тот, конечно же, это понял, и старался, в свою очередь, изводить Астэ полноценными атаками, чтобы ему было сложнее концентрироваться. Проходило это почти в полной тишине, и было похоже на игру «кто первым выдохнется». Спустя время оба начали друг друга раздражать: им не терпелось поскорее это закончить собственной триумфальной победой. «Ну что ж, по крайней мере, он уже воспринимает меня, как равного себе противника», – усмехнулся Астэ про себя.

– Слушай, какой смысл это продолжать? – внезапно спросил Гэрет. – Я все равно рано или поздно одержу победу – я имею над тобой явное превосходство, иначе быть не может, и ты не можешь этого не понимать.

«Ясно. Провоцирует меня. Спасибо, конечно, но я и без того усиленно вспоминаю все его мерзости по отношению ко мне…»

– Ага, и в той войне Империя должна была победить – иначе и быть не могло, – невозмутимо ответил Астэ.

Противник, казалось, был задет за живое. Яростные атаки с обеих сторон столкнулись, и враги оказались в ситуации «перетягивания каната», а если точнее – отталкивания: стоило одному ослабить хватку, как в него бы полетел удар соперника, умноженный на его собственный.

«Жарковато стало» – подумал Астэ. – «Его бы сейчас небесным огнем, да со всей силы, но, черт, перестану сопротивляться хоть на секунду – от меня и костей не останется».

Тут он вспомнил кое-что. Еще в ту далекую – как сейчас казалось – пору, когда он ходил тренироваться по ночам, и без того вымотанный, несколько раз он замечал следующее состояние. Бывали случаи, когда он уже все делал механически – так было после особо тяжелых дней, когда у него совершенно не было ни моральных, ни физических сил. И порой он назло задерживался подольше и пытался выложиться на полную, чуть ли не до обморочного состояния. И, когда вот-вот занимался рассвет, наступало какое-то подобие эйфории. Не чувствовалось уже ничего – ни усталости, ни тела; только безграничные возможности. И тогда, стоило начать концентрироваться на потоках энергии, это затягивало, как водоворот: скажем, если ему хотелось в этот момент спалить какой-нибудь объект, то после этого одним объектом не ограничивалось – хотелось больше, и получалось больше; на каком-то моменте ему казалось, что он вот-вот взлетит в воздух, а тело будто было абсолютно сквозным. Как правило, на этом этапе он останавливался, подсознательно понимая, что подобные состояния чреваты смертельным исходом.

Нет, он не верил, что так может получиться и сейчас. А точнее, ему ничего не оставалось, как поверить.

Очевидно, Гэрет посчитал Астэ полнейшим идиотом, когда тот внезапно усилил атаку настолько, насколько это возможно. «Хвала богам, теперь этот придурок быстрее выдохнется».

«Такими темпами я очень скоро выдохнусь», – подумал Астэ, – «и тогда уже пути назад не будет. Собственно, его уже нет». В этот момент ему в голову даже пришли мысли о том, что, в случае чего, Лэнги невероятно умный и способный и сможет сам все разрулить. «Эта смерть глупая. Но какой из меня лидер, если я не смогу справиться с обыкновенным имперцем…»

Стало темнеть в глазах – Астэ был близок к обморочному состоянию. Сквозь тело будто прошел поток воздуха; конечности почти не ощущались – он весь сконцентрировался вверху головы. Поняв, что пора, он мысленно отдал себя в руки высших сил и прекратил сопротивление.

В следующий момент его с невероятной силой отбросило назад: ему показалось, что его мгновенно вышибло из тела – «неужели я все-таки умер?..» – а вокруг не было видно ничего, кроме ослепительного света, проникавшего даже сквозь захлопнувшиеся тут же веки. Удара о землю он не почувствовал – он вообще ничего не чувствовал и даже не мог потом сказать, было ли в этот момент понятие «я» – оставалось только это пронзительное ощущение, которое было сложно описать. Пожалуй, наиболее точным определением было бы то, что он будто стал ветром. Спустя какое-то время свет погас, и его поглотила чернющая пустота.