Читаем Deception Point (Точка обмана) полностью

Those who did not hear about the address via television, radio, or on-line news invariably heard about it from neighbors, coworkers, and family.Те, кто почему-то не услышал о важном предстоящем событии по радио, по телевизору или не прочел в Интернете, все равно узнали - от соседей, коллег, членов семьи.
By 8:00 p.m., anyone not living in a cave was speculating about the topic of the President's address.Так что к восьми вечера каждый, кто не жил в пещере в полном одиночестве, размышлял о теме президентского обращения.
In bars and living rooms over the globe, millions leaned toward their televisions in apprehensive wonder.В кафе, барах, гостиных всего мира миллионы людей приникли к экранам телевизоров, не скрывая волнения.
It was during moments like these-facing the world-that Zach Herney truly felt the weight of his office.Именно в такие моменты, стоя лицом к лицу со всем миром, Зак Харни особенно ясно ощущал груз возложенного на него бремени.
Anyone who said power was not addictive had never really experienced it.Те, кто утверждает, будто власть не наркотик, просто никогда не имели ее и не ощущали ее мощной притягательной силы.
As he began his address, however, Herney sensed something was amiss.Однако сейчас, начиная выступление, Харни внезапно почувствовал скованность.
He was not a man prone to stage fright, and so the tingle of apprehension now tightening in his core startled him.Он не относил себя к людям, подверженным страху сцены. Тем более испугало его странное ощущение неуверенности, дурное предчувствие, которое нахлынуло так неожиданно.
It's the magnitude of the audience, he told himself.Он постарался убедить себя, что дело просто в сегодняшней многомиллионной аудитории.
And yet he knew something else.И все же, несомненно, присутствовало что-то еще.
Instinct.Инстинкт.
Something he had seen.Нечто совсем неожиданное.
It had been such a little thing, and yet...Это была такая малость, и все же...
He told himself to forget it. It was nothing.Он приказал себе забыть, не обращать внимания.
And yet it stuck.Но не мог.
Tench.Тенч!
Moments ago, as Herney was preparing to take the stage, he had seen Marjorie Tench in the yellow hallway, talking on a cordless phone.Несколько мгновений назад, готовясь выйти под свет софитов, он заметил, что в желтом фойе Марджори Тенч разговаривает по беспроводному телефону.
This was strange in itself, but it was made more so by the White House operator standing beside her, her face white with apprehension.Это само по себе выглядело странно, но еще более странным казалось присутствие рядом штатной телефонистки Белого дома. Та стояла с белым от напряжения и волнения лицом.
Herney could not hear Tench's phone conversation, but he could see it was contentious.Харни не мог расслышать, о чем шла речь, однако видел, что тема вызвала у советницы недовольство.
Tench was arguing with a vehemence and anger the President had seldom seen-even from Tench.Тенч отчитывала невидимого собеседника с яростью и злобой, вовсе ей не свойственными, даже при ее авторитарности и резкости.
Перейти на страницу:

Все книги серии Параллельный перевод

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки