Дажьбог - прародитель славян

Поскольку все приведенные примеры связаны с оплакиванием умерших князей, может возникнуть предположение, что устойчивая ассоциация правителя с солнцем в христианский период была обусловлена не связью русской княжеской династии с дневным светилом, а с рассмотренной выше связью солнца со смертью, тем более что с ним сравнивался умерший не только в великокняжеских, но и в крестьянских плачах. Однако имеющиеся данные убедительно показывают, что с солнцем неоднократно сравнивался не только умерший, но и живой правитель. Так, например, все та же Евдокия Дмитриевна называет так своего супруга не только на смертном одре, но и тогда, когда он с победой вернулся с Куликовского поля: «Княгиня ево Евдокѣя стрѣте Великаго Князя Дмитрея Ивановича во Фроловскихъ воротахъ со многими воинскими женами и с своею снохою. И видѣвъ своево Великаго Князя и нача плакати от великия радости и рече: «ныне тя (вижу), Государя Великаого Князя, славного в человѣцехъ Дмитрея Ивановича, аки солнцу на небу восходящу, светящу всю Рускую землю»[203]. Эти данные следует сопоставить с тем восприятием героя Куликовской битвы, которое отразилось в миниатюрах «Жития Сергия»: «Московские великие князья обожествляются автором рисунков. Они, хотя никто из них не был канонизирован, изображаются обычно в нимбах, подобно самому Сергию. До этого не доходили даже придворные авторы никоновских миниатюр. Главный после Сергия герой рукописи, Дмитрий Донской, обычно носит здесь нимб вокруг княжеской шапки. Нимб и шапка становятся как бы равноправными знаками достоинства. Подобным образом нимбы носят здесь дядя Дмитрия, Симеон Гордый, и сыновья Дмитрия, Василий и Юрий»[204]. Понятно, что речь здесь идет не об обожествлении, как неточно выразился А. В. Арциховский, а о восприятии князей в качестве носителей святости, сопоставимой со святостью христианского святого. Сам перечень князей, изображенных в «Житии Сергия» с нимбами, наводит на мысль, что святость эта не достигалась князьями в результате определенного духовного или мирского подвига, скажем участия в Куликовской битве, а давалась им от рождения, просто в силу принадлежности их к роду Рюриковичей. Сам факт одновременного восприятия Дмитрия Донского и как солнца, и как святого весьма показателен и говорит о том, что оба этих явления могли быть связаны между собой. Восприятие официально неканонизированных церковью князей в качестве святых — явление достаточно редкое, однако здесь речь идет именно о традиции, а не о подобострастном отношении автора миниатюр «Жития Сергия» к существующей власти. Подобную связь святости и светской власти мы можем видеть и в более раннюю, домонгольскую эпоху: так, например, восставшие киевляне в 1147 г. «ругающися царьскому и священному телу»[205] князя Игоря Ольговича. Представление о присущей представителям правящей династии сакральности и тесно связанном с ней счастье встречается нам и в более позднюю эпоху. Так, например, в начале XV в. на состоявшейся в Москве царской свадьбе во время спора из-за места один боярин сказал другому: «У твоего брата бог в кике (то есть счастье в кичке, в жене), а у тебя бога в кике нет»[206]. Смысл этой фразы заключался в том, что брат второго боярина был женат на сестре царя и благодаря этому был приобщен к богу, т. е. счастью, которое тесно связывалось с царской фамилией. Другой источник XVI в., говоря о царском потомстве, также отмечает у него такое важное качество, как святость: «Святоцарская отрасль, духовных плодов грозд»[207].

Моля о милости своего благополучно живущего и здравствующего князя, древнерусский автор так говорит о нем: «Все человеки яко солнцем грееми милостию твоею…»[208] Наконец, на теснейшей параллели между князем, сумевшим вернуться живым из своего безрассудного похода, и дневным светилом построен весь сюжет «Слова о полку Игореве». Стоит отметить, что в свой поход на половцев он выступил именно 23 апреля, в день Георгия Победоносца, на который приходились и именины самого Игоря, при крещении нареченного Георгием. Символизм выбранной даты свидетельствует о том, что все предприятие отдавалось под покровительство христианского святого воина. Не будем забывать того, что после христианизации Руси Георгий заменил собой Ярилу, языческое божество весеннего солнца, и, таким образом, начало похода оказывается связанным с дневным светилом. Однако связь эта получила неожиданный оборот, когда уже отправившаяся в поход дружина была застигнута в пути солнечным затмением 1 мая 1185 г. С этого момента, собственно говоря, автор «Слова» и начинает описывать конкретные события того трагического предприятия:

Тогда Игорь взглянул
на светлое солнце
и увидел воинов своих
тьмою прикрытых.
<…>
Ум князя уступил желанию,
и охота уведать Дон великий
заслонила ему предзнаменование[209].