Дажьбог - прародитель славян

Хоть с небесным светилом связывались именно представители династии Рюриковичей, тем не менее это архаическое представление отчасти перешло и на новую династию Романовых. Солярную символику в виде трех вписанных друг в друга кругов, украшенных слегка изогнутыми лучами, мы можем наблюдать на зерцальном доспехе сначала Михаила Федоровича, изготовленном для него в 1616 г., а затем на доспехе 1670 г. царя Алексея Михайловича. О сохранении тесной связи между солнцем и новыми правителями в народном сознании свидетельствует и записанная в XIX в. поговорка: «Одно красно солнце на небе, один царь на Руси»[218]. По традиции, продолжает применяться к ним и прежний титул «светлости», генетически связанный опять-таки с династией Рюриковичей. Так, в одной челобитной 1628 г. мы видим следующее обращение к московскому царю: «Племянничишко, государь, мой родной Офонька Ощеринъ живетъ при твоей царьской свѣтлости у тебя государя въ житье»[219]. Сам факт существования в нашей стране на протяжении целого тысячелетия устойчивого представления о связи ее правителя с солнцем свидетельствует о чрезвычайно глубоких и мощных корнях данной мифологеммы. С другой стороны, целый ряд русских поговорок указывает и на аналогичную связь между царем и богом: «Кто Богу не грешен, царю не виноват», «Виноватого Бог простит (помилует), а правого царь пожалует», «Милует Бог, а жалует царь», «Бог на небе, царь на земле», «Богу приятно, а царю угодно», «До царя далеко, до Бога высоко»[220]. Понятно, что, когда все эти поговорки записывались в XIX в., в виду имелся уже христианский бог, однако, в свете всего вышеизложенного, мы вправе предположить, что изначально во всех этих сопоставлениях фигурировал языческий бог солнца. Сочетание данной десятивековой традиции, следы которой встречаются как до, так и после крещения Руси, с представлением о Дажьбоге-Солнце как первом царе на земле, зафиксированном как автором славянского перевода «Хроники» Иоанна Малалы, так и сербским фольклором, и запечатленном «Словом о полку Игореве» образа внука этого самого Дажьбога применительно то ли к одним князьям, то ли ко всему русскому народу, позволяет нам надежно реконструировать миф о происхождении русской княжеской династии от бога дневного светила.

О силе укоренившегося в коллективном подсознании архетипа красноречиво говорит тот факт, что все тот же мифологический образ неожиданно всплывает применительно к Ленину в принятом в 1943 г. гимне Советского Союза, в котором атеизм был государственной идеологией:

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Сталин — на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил.

Солнечная символика царского венца

Из сопоставления «Хроники» Иоанна Малалы с русским и сербским фольклором мы можем заключить, что представление о связи именно этого божества с принципом верховной власти возникли у славян еще в период их единства. В одном русском заговоре произносивший его человек для защиты от супостатов так описывал свои действия: «положу на буйную голову злат венец; на злат венец накачу праведное солнце»[221]. В этой связи стоит упомянуть сербскую песню «Цар Дуклиян и креститель Йован», приводимую Н. М. Гальсковским и А. Н. Афанасьевым. Согласно ей Дуклиян (римский император Диоклетиан) и Иоанн Креститель были побратимами. На берегу моря они играют между собой яблоком как мячом. Иоанн Креститель так сильно бросает яблоко, что оно падает в море. Дуклиян берется достать его с морского дна, но при условии, что побратим не завладеет его короной, которую он вынужден оставить на берегу. Креститель соглашается, но, когда Дуклиян ныряет, просит у бога разрешения хитростью забрать корону. Бог соглашается, и в ходе дальнейшей игры Иоанн Креститель вновь специально забрасывает яблоко в море. Царь в очередной раз берется достать его и, не довольствуясь одним обещанием Иоанна не трогать его короны, ставит на ее стражу ворона. Как только побратим нырнул, Креститель заморозил море, схватил корону и полетел на небо. Когда ворон закаркал, Дуклиян с трудом пробил слой льда и настигает побратима только у небесных врат. Свою корону у него он уже отнять не успел, однако, схватив Иоанна Крестителя за ступню, вырвал у него кусок мяса. В утешение ему бог делает так, что выемка на подошве ноги появляется и у всех людей.