Читаем Даниил Кайгородов полностью

В Юрюзань его привезли к Серафиме углежоги. Рука Мясникова распухла. Вызванный с завода лекарь обнаружил перелом, нужно было срочно отправить больного в город.

— Поеду до Уфы, а там, может, в Симбирск, — заявил Мясников Серафиме.

— Надолго? — спросила встревоженная женщина.

— Не знаю, — ответил тот, поморщившись от боли.

Чувство жалости охватило Серафиму.

— Я поеду с тобой, Иван Семенович. Незачем мне больше оставаться в Юрюзани.

— Об этом и я хотел тебе сказать, — помолчав, добавил: — Едва ли вернусь на заводы, — произнес он тихо. — Рука-то рукой, да вот сердце болеть стало. Боюсь только одного, как помру, налетят мои беспутные зятьки на заводы, порушат то, что сколачивал годами и тебя, как коршуны, заклюют.

Здоровой рукой Мясников привлек Серафиму к себе. Женщина медленно отвела его руку и прошлась по комнате. Она чувствовала двойственность своего положения в Юрюзани. Уедет Иван Семенович, каждый будет тыкать на нее пальцем — любовница Мясникова. Уйти разве в скиты? Нет, рано еще хоронить себя. Да и Данилку жалко. От Неофита помощи мало: сам подневольный. Серафима несколько раз прошлась по комнате.

Мясников, не спуская с нее глаз, ждал, что она скажет.

— Поеду, — Серафима подошла к кровати, где лежал больной Мясников. — Возьму с собой Данилку, пускай учится. Провались эта Юрюзань в тартарары, поеду с тобой хоть на край света, — произнесла она с чувством.

Сборы заняли у Серафимы два дня. Накануне отъезда она побывала в своей родной деревне, уговорила Никиту переехать с семейством в ее дом. Данилка простился с Неофитом и Марфой.

— Не забывай отца с матерью, да и нас хотя бы изредка вспоминай, — сказала ему на прощанье Марфа и, прослезившись, поцеловала племянника. Взволнован был и Неофит.

— Поезжай с богом, учись — человеком будешь.

На третий день Данилка вместе с Серафимой выехали из Юрюзани в Катав. Узнав, что сын уезжает в дальний Симбирск, мать поплакала и, благословив его, вместе с отцом поклонились Серафиме.

— Спасибо за твою заботу о Данилушке.

Наконец наши спутники прибыли в Уфу. Там их ждал уже Мясников. Закончив в уездном присутствии свои дела, он вместе с Серафимой и Данилкой через несколько дней утомительного пути оказался в Симбирске.

<p><strong>ГЛАВА 14</strong></p>

Серафима с Данилкой остановились на монастырском подворье. Мясников определил Данилку к отставному шахтмейстеру Шульцу, у которого учились дети крепостных, вывезенных Мясниковым с Южного Урала. Изучали латынь, горное дело и выплавку чугуна. Смышленый Данилка легко усваивал науку, и через год по совету Шульца Иван Семенович направил за границу наиболее способных учеников, в том числе и Данилку.

В жизни Серафимы произошло важное событие. Умер Мясников. Перед смертью он оставил духовное завещание, по которому все заводы, рудники и леса перешли в собственность его четырех замужних дочерей.

Не забыта была и Серафима.

На имя своего душеприказчика купца Логинова Мясников составил отдельное завещание, которое гласило:

«Вдове погибшего барочника Афанасия Первухина — Серафиме Степановне Первухиной — оставить на вечное пользование дом с надворными постройками в Симбирске и в Юрюзани. И если оная вдова пожелает выехать в Юрюзань, не считать ее в приписных списках крестьян и освободить от всякой повинности и притеснений.

По возвращении из-за границы ученика горного дела Данилку Кайгородова определить главным рудознатцем на поиски медных и железных руд на Южном Урале, о чем и упомянуто в моем прямом завещании дочерям».

На похоронах Ивана Семеновича Серафима шла в толпе. Когда все ушли с кладбища, она подошла к могиле, опустилась на колени и долго смотрела на маленький холмик, под которым навеки был скрыт человек, так много изменивший в ее жизни. Любила ли она его? Нет. Она пошла на грех в отместку старому мужу за погубленную молодость, из желания вырваться на волю. А настоящей любви так и не было. Да придет ли она? Ведь уже скоро тридцать лет. Тяжело вздохнув, Серафима пришла домой и занялась хозяйством. На второй день после похорон приехал Логинов, тучный, страдающий одышкой, старик. Увидев незнакомого человека, Серафима нерешительно спросила:

— Вам кого?

— Тебя, красавица, решил попроведать. Правда, как говорят, незваный гость хуже татарина, но, может, обижаться не будешь, если я посижу у тебя с полчасика, — заговорил Логинов и не спеша прошел в передний угол комнаты.

Серафима подала старику стул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза