Читаем Даниил Кайгородов полностью

Толпа прибывала. Пришли, закончив работу, коробщики, чугунщики и шуровщики. Явились и кричники.

Сысоич с самого раннего утра был в заводской конторе. Перебегая от стола к столу, он совал свой длинный с прожилками нос в канцелярские бумаги. Мейер вызвал к себе уставщика и дал строгий наказ — убрать мусор с заводского двора, начистить все до блеска и выдать рабочим новые рукавицы и фартуки. Густаву Адольфовичу новый хозяин особенно пришелся по душе после того, как Дурасов галантно раскланялся с его супругой и, пристукнув молодцевато каблуками, поцеловал ей руку.

— О! Это господин, — приподняв указательный палец, Мейер с важным видом покружил им в воздухе, — Он имеет великолепный сеттер. О! Это хозяин.

Фролка чистил сапоги, ожесточенно работая щетками.

— Послушай, — Мейер дотронулся до плеча слуги. — Что по утрам кушает твой хозяин, кофе он любит?

Фролка поставил сапоги в угол, посмотрел на них критическим взглядом и, видимо, довольный своей работой, хмыкнул:

— Что кушает твой хозяин? — повторил Мейер.

— А когда как придется, — бойко ответил Фролка. — Пьет кофе, когда чай, а с похмелья стакан водки и будь здоров.

Густав Адольфович вернулся к жене.

— Приготовь кофе и чай, не забудь закуски и бутылку шнапса, — распорядился он.

Завтрак прошел оживленно, Петр Сергеевич после двух-трех рюмок, не стесняясь хозяйки, принялся рассказывать сальные анекдоты. Густав Адольфович в угоду гостю похохатывал.

— Когда вы будете осматривать завод? — пользуясь временной передышкой, осторожно спросил он гостя.

— Успею, — Дурасов махнул небрежно рукой и, подойдя к окну, полюбопытствовал: — А что это народ собрался?

— Ждут вашего выхода, — ответил с усмешкой Мейер.

— Что я, архиерей, что ли? Что им от меня нужно?

Густав Адольфович пожал плечами.

— Скажите им, — Дурасов кивнул головой на площадь, — что разговаривать с ними я не намерен. Пошлите за Сысоичем, — распорядился он.

Старик явился скоро.

— Чем могу служить?

— Выйди к рабочим, поговори с ними, если будут жалобы, пускай подают в письменной форме в контору.

Мейер с довольным видом потер руки.

— Петр Сергеевич, порядок ломать не надо. Не нами он установлен, не нам его и отменять, — заметил Сысоич.

Дурасов поморщился. Но, вспомнив, какое влияние имеет Сысоич на Аграфену Ивановну, которой он в душе побаивался, спросил неохотно:

— О чем я буду говорить? Ведь они меня не поймут. К тому же я не подготовил речь. Хорошо, скажи им, что хозяин сейчас занят и будет разговаривать только после молебна, — решил он.

Сысоич вышел на крыльцо управительского дома.

— Православные! — махнул он картузом. И когда гул в толпе стих, Сысоич продолжал: — Наш хозяин хотел бы сначала помолиться о спасении ваших душ, а потом поговорить о нуждах.

— Спасала коза капусту, одни только кочерыжки остались, — звонко выкрикнул кто-то, — а нам не кочерыжки, а хлеб нужо́н.

Сысоич пошарил острыми глазами по толпе, разыскивая смельчака. Лица людей были хмуры. В их молчании старый доверенный уловил скрытую неприязнь.

— Насчет хлеба, мужики, не тужите. Будет.

— Не сули в год, давай поскорее в рот!

— Дома нечего лопать, — послышались голоса.

Толпа подвинулась ближе к крыльцу.

«Как бы не сгребли», — подумал с опаской Сысоич и юркнул за дверь. Пошумев, отдельные группы работных людей направились к церкви.

<p><strong>ГЛАВА 16</strong></p>

Дурасов молился и, поглядывая на иконостас, думал о предстоящей охоте.

Рядом стоял Сысоич. Его тощая фигура в долгополом кафтане, сухое, аскетическое лицо с тонкими бескровными губами, шептавшими слова молитвы, казались далекими от суетного мира. Когда кончился молебен, народ повалил к выходу на паперть, заполнил церковную ограду, ожидая выхода Дурасова.

— Посторонись, — расталкивая мужиков и баб, Сысоич энергично работал локтями, освобождая дорогу хозяину. Небрежно перекрестившись, Дурасов спустился с паперти и направился к дому управителя. Шумная толпа заводских последовала за ним. Поднявшись на высокое крыльцо, Петр Сергеевич махнул фуражкой. Толпа притихла. Из нее вышел высокий седобородый старик и, держа перед собой блюдо с хлебом, солью, не спеша поднялся на несколько ступенек.

— С благополучным прибытием, — поклонился он низко Дурасову. — Примите наш хлеб-соль. Долгих вам лет жизни и помните о наших нуждах.

Петр Сергеевич передал хлеб рядом стоявшему Сысоичу. Толпа прибывала. Теперь она уже заполнила заводскую площадь и шумела, как тайга под напором ветра.

— Мужички! — Дурасов провел рукой по усам. Шум в толпе постепенно начал затихать. — У кого есть жалобы на управителя, сдавайте в контору, но предупреждаю, что потачки я никому не дам, — раздался голос нового хозяина. — Да-с, — Дурасов дернул себя за ус. — Заводы должны работать безотказно. Да-с.

— И так робим, слава тебе господи, не разгибая спины, — сумрачно заметил стоявший возле крыльца чугунщик.

— Штрафами немец замучил!

— Порют правого и виноватого!

— Ребят на тяжелый камень шлют! — раздались нестройные выкрики из толпы.

— Значит, таперча и жаловаться некому?!

Гул толпы нарастал.

— Конной повинностью замаяли, — прогудел один из батов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза

Все жанры