Читаем Дальгрен полностью

Роза глядела сквозь сетчатую дверь, поднеся к лицу подбородку бурый кулачок. Я подошел к ней сзади и тоже посмотрел. Остальные четверо детей были во дворе.

Сэмми стоял там, где бордюр переламывался, сворачивая на улицу. Носком кроссовки трогал кольцо Кошмаровой цепи.

Сидевший на крыльце Стиви поднялся.

Сэмми стал подбирать цепь.

Стиви сказал:

– Руки убрал, ниггер!

Марселина рассмеялась, но, по-моему, не над этим.

Сэмми посмотрел и посмотрел смущенно, отошел, подобрал на улице доску и стал играть один.

Я коснулся Розиного плеча, и она подпрыгнула.

– Не хочешь пойти поиграть с ребятами?

Она только моргнула. (Кто-то должен разобраться с ее черным негритянским колтуном – постричь, наверно.) Потом Она вышла и села на крыльцо, как можно дальше от остальных.

По-настоящему дружат только Стиви и Марселина. Вудард (он такой как бы горчичный – и кожа, и мохнатая шевелюра) просто к ним прибился.

Мне их всех жалко.

В тот вечер я, взяв сосновую доску вместо стола, /вышел,/ сел на крыльцо /и/ работал над ковырялся в моем стихотворении. Просидел часа два и тут заметил, что цепь /куда-то/ убрали делась.

Я посидел еще. Потом ушел в дом.

* * *

Утром, как только ушел Денни, Ланья вернула мне тетрадь – вот эту самую. Первым делом я заглянул под обложку.

– А новые стихи? – спросил я.

– Они же все на отдельных листах – я решила, сложу их в стол. Если они тебе нужны?..

– Нет, – сказал я ей. – Оно, пожалуй, и к лучшем3[у?]. А то выпадут.

– Видел статью /в «Вестях»/ про тебя и детей? – спросила он[а], когда мы вышли на задний двор.

– Нет, – ответил я.

И она мне рассказала.

Мне стало странно.

Один раз мы пошли / назад / на / антресоли / что-то взять. Меж/ду/ стеной и матрасом она нашла листок.

– Ты это уже закончил?

Я посмотрел.

– Наверно. Вообще-то, нет, оно не закончено. Но мне больше не интересно.

– Я заберу и сложу к остальным, – и она убрала его себе [—?] в карман рубашки; а потом спрыгнула и вскрикнула [, когда?] приземлилась: – Айййй!

Я подумал, она вывихнула лодыжку.

Оказалось, несерьезно.

Мы пошли в кухню; она заглянула в кофейное ведро на плите и нахмурилась, увидев грязь.

Вошел Б-г с газетой.

– Эй, слышь, зашибись, скажи? – Газету он сложил статьей наружу.

На третьей полосе.

– Мне вот интересно, – сказала Ланья, через гостиную глядя на Стиви и Вударда (Тарзан катал их, изображая лошадку), – что ты с ними будешь делать.

Я стоял, прислонившись Я стоял, прислонившись к дверце холодильника, пальцами зацепившись вокруг за резиновую прокладку по краю дверцы.

– Про Джорджа ни слова. – Я подергатянул. – Можно подумать, я их в одиночку спас. Это Джордж придумал, ешкин же кот. Я просто за компанию…

Вошла Роза, грохнув сеткой, и по пути через кухню сверлила Ланью глазами. Ланья улыбнулась; Роза – нет и шла дальше. У двери в комнату остановилась, поглядела на Тарзана с мальчиками, вздохнула, развернулась и снова – хренак! – ушла на крыльцо.

Сэмми играл посреди улицы и на Розу не глядел.

Б-г сдвинул мусор по столу (Марселина в комнате с Тарзаном выкрикивала: «Дай я! Дай я!.. Ну дай я!») и сел на перевернутый ящик из-под молока – читать нам статью. Ящик был низкий, и столешница упиралась ему чуть ниже сиськи. / Он прочел ту часть, где про: «… / во время пожара вломился в деревянный каркасный дом, примыкающий к продуктовому магазину, уже объятому пламенем, и выпустил пятерых малолетних детей, запертых в дальней спальне на втором этаже. Сообщается, что дверь спальни неловко подперли спинкой стула под дверной ручкой…»

– Не стула никакого, – сказал я. – Кто-то, блядь, фортепианный табурет поставил на попа. В коридоре весь ковер нотами, сука, усыпан. Почему там не пишут про Джорджа?

– Похож[е?], репортер у вас из-за плеча подглядывал, – сказал Б-г.

Я сказал:

– Там никого не было, – сказал я. Кусок резины отвалился, но я его уронил и потерял – упал куда-то в щель между холодильником и раковиной. – Только Джордж.

– То[гда] откуда они узнали, что про это надо написать? – спросила Ланья.

– Не знаю, – ответил я. – Вообще-то, дверь открыл Джордж. Я только за ножки дергал. Табурет открылся, ноты высыпались все. На ковер. А сиденье так и застряло.

– Может, Джордж потом встретил репортера, – сказала Ланья. – Может, это он им рассказал, Шкет.

– «…По имеющимся данным, дети находятся в безопасности, однако нам неизвестно…»

– Хотя, конечно, непохоже на Джорджа – самого себя вычеркивать. – Ланья вздохнула и как-то чудно пошевелила рукой, словно вкручивая ладонь в серный[серый?] пластик. – Ой, Шкет…

Внутри Тарзан громко заржал, ржание прорезал икающий смех Вударда, а его, в свою очередь, перекрыл визг Марселины.

– Но вопрос не в этом, – Ланья подняла голову, – а в том, что ты будешь с ними делать. Оставишь тут[?]

– Да ты ебанулась… – сказал я.

Б-г сказал:

– Ребята их полюбили…

– Сколько дней прошло? – сказал я. – Сколько дней назад Кошмар и Леди дракон [sic] чуть друг друга не поубивали? Ты посмотри! – Я подошел к двери в гостиную. – Тут, блядь, все стены кровью, сука, уляпаны!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура