Дальгрен

– И я не знал, – сказал Шкет. – Не хочешь мне рассказать?

– Нет, не хочу!.. – вскричала Милли. – Это натурально какой-то ужас! Это зверство!..

– Ты же там был за главного, Шкет? – спросил Джон.

– Все мне так говорят.

– В общем, похоже… меня-то не было, но мне сказали…

Шкет кивнул.

– …Похоже, кто-то из ваших затеял драку. И… что? Уолли разнимал?

– Может, это он затеял драку, – сказала Милли в пол, – с ними.

– Я так понял, почти все были наверху. А это внизу случилось, в кухне. Его, я так понял, крепко избили. Кто-то ему врезал пару раз. По голове. Перекладиной от замка́. А потом, видимо, все ушли. Как выясняется, очень многие из тех, кто там был, ничего не знали. Это внизу случилось, – повторил Джон. – В кухне. В смысле, Милдред не узнала, пока не вернулась и Джомми ей не рассказал. – Судя по движению его загорелого подбородка, Джомми – это чахлый юноша с копной темных волос и бледными глазенками. (Его Шкет помнил; но не узнал…) – Все его там бросили – думали, наверно, что он просто вырубился. Или испугались. Мы потом за ним вернулись. А он мертвый.

– Кто это сделал? – Шкет переступил босой ногой – ее покалывало.

Саламандр стоял в дверях кухни, одним кулаком упираясь в косяк.

Джон глянул на Джомми, и тот мигом указал на скорпиона на диване – небритого, прыщавого белого юнца:

– Он! – а тот в ответ на обвинение заворчал и приподнял голову. Тот самый скорпион, что рыдал на балконе, а длинноволосая молодежь держала его за руки, когда заходил исполинский круг.

– Ты вчера кого-то убил? – спросил Шкет.

– Нет! – Отвечал скорпион невнятно, и громко, и вопросительно – прощупывал реакцию.

Кошмар сидел теперь у ног Леди Дракон. Привалившись головой к стене, он переводил взгляд с одного говорившего на другого и улыбался, точно увлеченный теннисный болельщик.

– Ты кого-то избил? – спросил Шкет.

– Повыбил из него говно! – Кулаки подпрыгнули на краешке дивана. – Ага! Обрезком трубы какой-то. Но я не знал, чего за труба!.. и что он умер!

– Ёпта, а я вот не сомневался! – усмехнулся Флинт. – Сразу, как ты этого мудака приложил первый раз. Второй, третий… все остальные разы – это, чувак, уже для полноты картины было.

– А ты завали пасть! – (Это, вспомнил Шкет, тот скорпион, для которого я спас латунного льва.) – Я никого не убивал.

– Но побил вчера кого-то по голове обрезком трубы?

– Слышь, я не… – Он споткнулся о следующее слово и встал, поднял руки, замолотил кулаками, пробивая стену, не подпускавшую его к речи, и заорал: – Не убивал, сука, никого никакой!..

– А НУ СЕЛ ЖИВО!.. – взревел Шкет и на три шага вдвинулся в комнату. Получилось, в тишине отметил он, довольно мелодраматично. Но действенно – нет слов. В глубине лица закопошился зачаточный смешок. Ступни и ладони звенели. Дальше мне заговорить или заорать? (Скорпион повалился обратно на диван, балансировал на кулаках, не вполне поместив зад на подушку и не вполне нарисовав на лице гримасу.) – ТЫ БИЛ ПАЦАНА ПО ГОЛОВЕ ТРУБОЙ?.. – Такой выбор Шкет сделал, чтобы не рассмеяться.

Зад опустился на диван. Гримаса отразила ужас.

– Ну, наверно? – тихонько спросил скорпион. – Я не знаю?..

Шкет сильно потряс руками, чтоб вернулась чувствительность. Услышал, как рядом кто-то скрипнул половицей, и у него перехватило дыхание.

– Так, – сказал он Джону. Милли у Джона за спиной перепугалась, кажется, сильнее скорпиона на диване. Мелкий Джомми с холодным интересом напряженно наблюдал. – Валите-ка вы отсюда нахуй, а, народ?

– Э… – Большие пальцы Джона уползли под жилет к остальным пальцам. – Мы же тут это… не суд чиним. – Он глянул на скорпиона. – Милдред сказала, может, Уолли первый начал…

– Я не видела, – вмешалась Милли. – Просто кто-то сказал…

Шкет вобрал воздуху в грудь и снова удивился, как этот вдох, будто ножницами, перерезал ленту ее шепота.

– Всё, валите.

– Мы же не хотим… – начал Джон; Милли, Джомми и прочие направились к двери. Джон отпустил жилет и пошел за ними.

– А с Уолли вы что сделали? – окликнул Шкет.

– А? – Джон приостановился. – Ну, оставили его…

– Нет, – перебил Шкет. – Нет, не рассказывай мне даже!

Он рукой помассировал кулак. Чувствительность возвращалась. От этого жеста Джон ломанулся сквозь толпу в дверях, торопясь убраться из комнаты, нервно стуча по ноге.

Скорпион на диване был ужасно несчастный. Как он обнимал свою лампу; как он плакал на балконе; Шкет подумал: как ни увижу его – вечно он несчастный.

– Ёпта! – сказал Шкет. (Услышал, как за депутацией из коммуны хлопнула передняя дверь.)

Скорпион легонько подпрыгнул и заморгал.

– Ох ёпта! – Шкет развернулся и вышел из комнаты.

Три шага по коридору – и за спиной раздался шум. Шкет обернулся.

Необъяснимо лыбясь, Кошмар крутанулся вокруг косяка.

– Браток, ну ты, блядь, даешь! – Звеня цепями, Кошмар выскочил в коридор, хлопнул по стене. – Я серьезно! Ну ты даешь.

За ним вышел Саламандр и спросил:

– Эй, а что с Долларом-то делать? – И большим пальцем указал себе за спину.

Вот, значит, как его зовут, подумал Шкет (Доллар?), переспрашивая между тем:

– Чего?