Далеко от неба

Старик Шабалин торопливо шел по деревянному тротуару, направляясь к магазину, в котором, по сообщению семенившего сбоку Шевчука, назревали, а возможно, уже совершились события, которые грозили нарушить все его планы. Главная роль в этих планах теперь отводилась Василию Боковикову, который должен был беспрепятственно отправиться в тайгу, к месту гибели брата, и отыскать оставленную Иваном записку. По правде говоря, он до сих пор сомневался в существовании этого якобы где-то припрятанного умирающим послания. Но чем черт не шутит, вдруг в этой записке тот накарябал, что с ним случилось и из-за чего? Старик был уверен, что наверняка Иван знать ничего не мог, но Ваське и намека могло хватить, чтобы смутный, размытый след превратить в неопровержимую улику и догадаться об истиной цели содеянного. Шабалин до сих пор не мог простить ни себе, ни исполнителям его воли, что так поторопились с Иваном. Очень уж он тогда испугался, что тот вышел на прямой след, а может, уже и отыскал легендарный клад. Были причины для таких догадок, были. И уверенность была, что стоит только руку протянуть… Но опять оборвалась ниточка, которую старик уже считал чуть ли не веревкой, держась за которую, вот-вот доберется до настоящего места. Не в первый раз оборвалась. Незадолго до того он буквально уже нутром почуял, что отобранные им в подельники люди, которым он решился доверить часть своего замысла, начинают терять веру в существование немыслимого богатства, затерянного где-то в глухомани самого дальнего участка окрестной тайги. Пришлось подкинуть им золото Иннокентия, которое тот когда-то кинул к ногам матери. До сих пор он так и не мог понять этого поступка таинственно сгинувшего охотника. Что это было? Жалость? Испытание? Попытка заплатить за молчание? Только очень кстати пригодилась старая истлевшая кожаная рукавица с золотым песком, который пришлось выгребать вместе с трухой рассыпавшегося в руках черепа. Он ни за что не стал бы разыскивать и раскапывать эту страшную для него могилу, если бы почти никогда не подводившее его чутье не подсказывало — рядом золото, совсем рядом, хотя чересчур таинственна, запутана и непонятна последняя тропка к нему, которая к тому же с каждым днем становится все опаснее. И если не поспешить, может статься, кто-то другой опередит их в этом непростом и чересчур затянувшемся поиске…

«Как бы там сейчас Чикин дров не наломал, — ускоряя шаги, раздраженно думал старик. — Не по-умному тот взъелся на Василия из-за всех своих последних неудач. А неудачи просто так подряд не случаются. Значок это. Верный для любого фартового дела значок — не так что-то пошло. Пора карту ломать, другие подходы и решения отыскивать. Зятек-дурачок правильно сообразил — проследить за Васькой надо. До конца проследить, до самого последнего его шажочка. Мужик он настырный, может, на самое место выведет…»

Старик так основательно размышлял о ближайшей судьбе Василия, о том, что неотложно следует предпринять, чтобы эта судьба развернулась в нужном ему направлении, и как бы Чикин сейчас все не испортил, что когда увидел как ни в чем ни бывало идущего ему навстречу Василия с тяжелым рюкзаком на плече, да еще неведомо чему улыбающегося, то так растерялся, что остановился, да так и остался стоять, пока Василий не подошел вплотную.

— Интересная хренотень получается, дядя Петя, — сказал Василий, обращаясь почему-то к Шевчуку. — Перестал твоему хозяину фарт идти. Какую пакость ни придумает, все мимо да мимо. А то и того хужей — своих цеплять начинает. Не боишься вблизи от него находиться? Примета верная — масть не пошла, поворачивай оглобли, пока самому не прилетело.

Слова Василия так совпали с недавними мыслями Шабалина, что тот невольно внутренне напрягся, торопливо отыскивая подходящий ответ.

— Так я, Василий, и ружья-то еще не заряжал, охоту не начинал, — пожевав губами, нашелся он наконец и, сунув свою палку Шевчуку, полез в карман за дорогим, с дарственной надписью портсигаром, который — и это все в поселке хорошо знали — доставал только в особо важных случаях. — Пока только прикидывал, что и как, оценивал обстановку… Угощайся, — протянул он раскрытый портсигар Василию. Василий хмыкнул и достал свою пачку сигарет. Шевчук втиснулся между ними с огоньком — сначала хозяину, потом Василию.

— Ну и как обстановка? Накаляется? — поинтересовался Василий. На его лице еще задержалась тень прежней улыбки, которую Шабалин посчитал за глупую самоуверенность, вызванную, очевидно, какими-то недавними и ему пока еще не ведомыми событиями.

«Это хорошо, — быстро промелькнуло у него в голове. — Осторожность потеряет, на рожон попрет. Что и требовалось доказать. Интересно, что у них там, в магазине, сложилось? Зятек Чикина упредил или тот сам сообразил, в каком направлении действовать? Ладно, герой, похорохорься еще маленько, а потом уже мы будем фигуры расставлять на нужном направлении». Вслух же сказал: