Далеко от неба

— Предлагаю. Заложницу отпускаешь в нетронутом виде, оружие оставляешь на пороге, чтобы все видели, выходишь с высоко поднятыми руками, поворачиваешься спиной и стоишь неподвижно. В случае невыполнения данных условий всю ответственность за возможные последствия ложится на лицо, неподчинившееся приказу. Времени на исполнение — минута. Начинаю обратный отсчет… Шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь…

На счете «сорок шесть» из дверей магазина вылетел странный, опутанный проводами и нещадно дымящий предмет и упал прямо у ног Чикина. Тот проворно оттолкнул его ногой в сторону толпы и бросился на землю. Не замедлили приземлиться и его подчиненные. Толпа шарахнулась в сторону. Истошно завизжали бабы. Мужики, не выпуская изо рта дымящих сигарет, уткнулись мордами в траву. И лишь какой-то ничего не понявший пацаненок с интересом смотрел на банку абрикосового компота, к которой были привязаны телевизионная антенна, удлинитель и догорающий коробок спичек.

Любаша тем временем дочитала врученную ей Василием справку, аккуратно сложила ее, спрятала в карман и вышла на крыльцо. Как раз к этому времени, когда деморализованные освободители весело улыбавшейся заложницы рискнули поднять головы, Катерина Тельминова, оправляя задравшуюся юбку, выбиралась из-под груды пустых ящиков, обрушившихся на нее во время спасения, а пацаненок уже освобождал банку компота от примотанной к нему устрашающей атрибутики, во двор вбежал запыхавшийся Домнич.

— Довожу до всеобщего сведения, — громко объявила Любаша. — Благодаря мерам нашей доблестной милиции покупатель Василий Боковиков исчез в неизвестном направлении. Причем задолго до того, как я сама объявила себя заложницей. Объявила, чтобы вам было о чем языки чесать и носом землю рыть. Извиняюсь, конечно, если кто от переживаний в штаны наложил. На этот случай в магазине имеется туалетная бумага. После перерыва прошу подходить без очереди. А сейчас все! Магазин закрыт на обед.

Чикин, ни слова не говоря, поднялся на крыльцо, тяжелой рукой отстранил Любашу, заглядывая во все углы, прошелся по магазину и подсобке, потрогал закрытую дверь запасного выхода и, вернувшись к Любаше, сказал: — Задерживаю за содействие побегу опасного преступника.

— Слыхали? — обратилась Любаша к собравшимся. — Это кто преступник?! Что он сделал такого преступного?! Отморозкам, бандитам, которых он прикармливает… — Ткнула пальцем в подошедшего Домнича. — Ряшки начистил? Так их еще не так надо было! Сами знаете — проходу никому не давали. Сколь они тут понапакостили — вот о ком давно тюрьма плачет. Радоваться, что яйца им прищемил, а из него преступника делают. Это еще разобраться надо, кто преступник, а кто Герой России. Сама справку в руках держала, что Боковикову как Герою России оружие положено иметь и никаких препятствий для охоты и жизни на нашей территории. Он вам шороху теперь наведет, ходить будете и оглядываться.

— Заткнись, дура! — процедил сквозь зубы Домнич. — Последние мозги протрахала? Думай, что несешь!

— Может, ты меня трахал, а? Могу рассказать, как это у тебя получилось. Стометровку до сортира на карачках ровно за двенадцать с половиной минут преодолел. А мой рядом бежал, сочувствовал, извинения просил. Такой у нас, бабоньки, нынче мужик пошел. Нету — плохо, а есть — еще хуже.

Неизвестно откуда с ружьем в руках у крыльца возник Бондарь. Опасливо обойдя сразу закаменевшую лицом Любашу, он подошел к Чикину и что-то зашептал ему на ухо. Чикин удовлетворенно ухмыльнулся, отдал какое-то приказание милиционерам, тут же рванувшим в неизвестном направлении, и вернулся в магазин. Домнич и Бондарь поспешили следом.

Бондарь, забежав за прилавок, так и не смог сдвинуть ящик, закрывавший вход в подвал. Отстранив его, Чикин легко справился с этой задачей и, отмахнувшись от Домнича, в чем-то его увещевавшего, открыл люк.

— Полезай! — приказал он попятившемуся Бондарю. — В случае чего стреляй. Запишем как самозащиту. Или вынужденную защиту законной супруги. Свидетелей полный двор.

— А если он первый? — пролепетал сразу осунувшийся и посеревший от страха Бондарь.

— Нет у него оружия и быть не может, — успокоил его Чикин. — Полезай, полезай!

Он крепко прихватил Бондаря за ворот и, приподняв, опустил в люк. После чего, кряхтя, полез следом.

— Ну а вы, Игорь Кириллович, чего задумались? — поинтересовалась Любаша у склонившегося над люком Домнича.

— Мы с тобой еще поговорим. Узнаешь, как язык распускать. С магазина я тебя, считай, уволил. Пиши заявление по собственному, пока я добрый.

— Во, видели, господин директор?! — сунула фигу Домничу под нос Любаша. — Магазин план выполняет и перевыполняет, замечаний не имеется. А еще говорят, что в ближайшее время вас самого отсюда наладят в места не столь отдаленные. Так что я погожу. Мне еще показания давать.

— Какие показания? Кто говорит?

— Все говорят. Кончается ваша власть. Такое тут понаворотили со своим любимым свекром, долго после ваше дерьмо разгребать придется.

— Ты что тут с Васькой, коньячку хлебнула? Забыла, чем такие выступления кончаются? Могу напомнить.