Бонни даже не вчитывалась в статью, она увидела автора этой статьи, увидела название — и этого было достаточно. Беннет медленно подняла глаза на свою группу, она не собиралась плакать. Быть оплеванной и втоптанной в грязь для нее не впервой. Просто с каждым разом боль становится все резче, хотя должно быть вроде как наоборот. Хотя привыкание, если верить психологам, наступает уже со второй затяжки, со второго прокалывания вены. Девушка взяла газету, тетрадь и ручки, запихнула это все в сумку, с абсолютным спокойствием и, медленно развернувшись, направилась к выходу. Уходить с пар она бросила еще в прошлой жизни, но сейчас исключение. Сейчас — усвоение нового материала, сейчас — осознание того факта, что прошлое настигает всегда, как бы глубоко ты его не хоронил как бы далеко от него не убегал.
Девушка вышла на улицу. Холодный февраль показал свою безжалостную сущность, и переливы снега потеряли былую красоту. На белых полотнах зима Бонни хотела видеть атлас крови своих врагов, которые пытаются уничтожить ее с того момента, как ей исполнилось четырнадцать. Бонни подумала о том, что если ее так и не могут прикончить, то пора бы ей прикончить своих палачей. Эта мысль ободряла — Бонни вцепилась в руль и газанулась, срываясь с парковки и направляясь к редакции. Она еще точно не знала, что и с кем сделает, но точно знала, что в этот раз она не станет кричать, в попытке достучаться и кому-то что-то объяснить.
Бонни терялась в водовороте своих же идей. Бонни вообще снова терялась. Она истерично вытирала слезы и старалась соблюдать правила дорожного движения, чтобы не навлечь на свой хвост еще и полицию. Ее контроль вновь оказался на шаткой позиции, а Беннет осточертело ходить по тонкому льду. Она не собиралась тонуть одна. Она не собиралась прислушиваться к правилам морали, она верила, что насилие порождает насилие, но она также знала, что если этому насилию не дать сдачи, оно тебя сгнобит.
Бонни остановилась возле самого входа в редакцию. Она не помнила времени, за которое преодолела расстояние от колледжа до обители Энди Стар, которая сделала себе имя, опубликовав подробности личного дела активистки Бонни Беннет. Бонни не помнила времени, а еще она не помнила себя — она схватила какой-то придорожный камень, сжала его в руке и остановилась напротив машины Энди. Бонни было плевать на последствия. Страшнее уже все равно не будет. Девушка замахнулась и швырнула камень в лобовое стекло. Машина взвыла разъяренной сигнализацией, а Бонни — раненной птицей. Она выкрикнула что-то отчаянное, а потом сделала глубокий вдох и взглядом стала искать еще один камень. Она нашла даже два. Один снова швырнула в лобовуху, другой сжала в ладони и, подойдя к автомобилю ближе, стала царапать блестящую покраску. Завывающая сигнализация была какой-то устрашающей колыбельной. Бонни точно знала — больше она не намерена терпеть обиду.
— Что происходит?! — закричала выбежавшая Энди. Бонни взглянула на нее, замахнулась и снова швырнула камень в стекло. Она не разбила его, но оставила паутину весьма видных царапин. И да, теперь автомобиль придется перекрашивать. И да, Бонни наплевать, что ее могут привлечь. Бонни наплевать на всех, кроме себя.
Она ринулась к Энди, а Энди — к ней. Энди — она глупая. Она наивно полагала, что если опубликовала материалу по делу скандальной феминистки и написала сокрушительную статью, то теперь может контролировать эту самую феминистку. Но над Беннет больше ничто не властно.
И ярость Энди — ровно как и ее глупая уверенность — разбилась, как только Стар получила удар от Беннет. Девушку оттолкнуло, и боль раскаленной медью сковала лицо. Журналистка медленно повернулась к разъяренной Бонни, но та занесла руку и ударила еще раз. Энди рухнула на землю. Губа разбита, лицо опухло — Беннет держит отличный удар. У хрупких с виду девочек мощная сила в теле — об этом забывают, этим пренебрегают. А потом однажды хрупким девочкам надоедает быть хрупкими.
Бонни прекрасно знает — до приезда копов у нее есть минут пять-семь. Может, чуть меньше. А до этого никто в драку не ринется, потому что на деле трусов больше, чем героев.
Бонни подошла к Энди, ударила ее ногой по животу, и та согнулась в две погибели. Бонни помнила, боль и унижение способны затащить в могилу. Бонни помнила, как ее избивали, и Бонни помнила, что она борется за права женщин. Но Тайлер был прав: у обоих полов — гендеров, если хотите — есть свои сволочи. Беннет ударила в живот еще раз, а потом схватила Энди за шиворот.
— Я тебя засужу, — бесстрашие в голосе было фальшивым. — Ты не понимаешь, с кем связалась.