d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Солнце было по-осеннему холодным. Бонни знала, что ее душу солнце уже давно не греет, а цветы в конце октября — вообще что-то аномальное и сюрреалистичное. Девушка равнодушно смотрела и на то и на другое, чувствуя себя победительницей в этой битве, но не в этой войне. Рядом сидел Тайлер, обдумывая все услышанное и больше не говоря ни слова. С листьев опадала листва, приближался Хэллоуин, а хаос в душе лишь разрастался. И Беннет думала, что так будет до конца жизни: ни любви, ни тоски, ни жалости, ни сочувствия. И Беннет думала, что больше никогда солнце не согреет ни ее душу ни ее тело.

Тлела сигарета. Тлели души. Ветер кружил листву, мысли не давали покоя, а сердце билось болезненно и надрывно.

3.

Елена стояла возле кухонного стола, из-подо лба глядя на своего собеседника, во взгляде которого плескалась нескрываемая злоба. И если утром он еще испытывал сочувствие, то теперь его истинные чувства по отношению к этой девушке вновь вырвались на свободу.

— Я не буду твоей посудомойкой, — выдавила из себя шатенка. Ее пальцы сжимались, а длинные ногти царапали кожу. Эта девочка всегда имела склонность к мазохизму: попытки суицида, расцарапывание чьих-то плеч и собственных рук. А если с этой сучкой в постели развлечься? Тогда вообще не останется живого места?

— Я трачу на тебя свое время и свои деньги. Будь добра хоть что-то делать в этом гребанном доме. Вымой посуду.

Она сделала большой и смелый шаг. Она смотрела снизу вверх, она казалась хрупкой и яростной. Такую хотелось подчинить. Такую хотелось обезоружить. Растоптать. Разбить. Уничтожить. Это желание отдавалось усиленным сердцебиением и легким головокружением.

— А я не просила забирать меня, ясно? Я вообще не просила тебя вытаскивать меня из тишины! — она толкнула парня в грудную клетку со всей силы.

Им обоим показалось, что последняя неделя их жизни — какой-то бесконечный и ужасный аттракцион, девятый круг ада, испытание. Все эти семь дней они кричат друг на друга, поливают друг друга грязью, не скрывая своей ненависти, которой нет оправдания. Их однообразная жизнь сменилась другой однообразной жизнью: очередной вечер, очередной скандал, очередные обвинения и оскорбления. Елена желала вернуться в прошлое, где она была счастлива, или хотя бы быть рядом с тем, кто якобы ее любит, если верить Сальваторе. Деймон же желал избавиться от своей попутчицы, вернуться в разбойную жизнь и найти какую-нибудь девчонку, чтобы отвлечься от мыслей о сбежавшей Джоа. Несбыточность желаний сводила обоих в могилу. И они находили одни шанс выбраться оттуда: только через ненависть друг к другу.

— Отвези меня к Тайлеру! Прошла неделя — ты обещал! — она снова ринулась к нему, но толкнуть не успела. Сальваторе пресек попытку: он перехватил руки девушки, сжал запястья со всей бешенной силой, с которой только мог. Елена попыталась выбраться, но оказалась впечатана в стену.

Кажется, они это уже проходили.

Деймон коршуном навис над своей жертвой.

— Нет его — пойми же ты уже, наконец! Проблемы бывают не у одной тебя!

— Я тебя ненавижу! — прошипела она с мокрыми от слез глазами, и ее взгляд убеждал в неотвратимости ее слов. — Слышишь?! Я ничего не забыла. Помню все, что связывало меня с тобой! Каждый взгляд и каждое слово! Если бы ты только знал, как сильно я тебя ненавижу!

Она попыталась вырваться, но Деймон был разозлен не меньше. Все опять же началось с пустяка — с немытой посуды. И все снова переросло на главный корень проблемы — на их антипатию друг к другу.

Елена не отдавала себе отчет, но уж Доберман-то мог разгадать причину этого ее срыва: нужно было найти отток ненависти. Все эмоции перемешались в какую-то жгучую консистенцию. И подсознание Гилберт искало причину, повод избавиться от негатива.

Избавиться с помощью Сальваторе.

Его план работал отлично. Пока что, по крайней мере. И он шел на поводу у этой девчонки лишь потому, что жаждал скорее избавиться от нее. Ну, а что касается эмоций — никакого притворства, никакой фальши. Все настоящее.

— Ты бы придумала что-нибудь более оригинальное, а? — спокойно произнес он.

— Ненавижу тебя из-за твоего цинизма!

— Правда? — он приблизил девушку к себе. — А утром ты сказала, что я тебе нравился из-за этого самого цинизма. Амбивалентно ты как-то ко мне относишься. Фальшивка.

Елена сжала кулаки. Она не могла контролировать поток клокочущей энергии, которая жаждала взорваться гейзером в ее душе. И все прежнее, что меняло Сальваторе в ее взгляде, куда-то исчезло: ощущение безопасности, благодарность за клубы, поддержку и заботу, помощь — все просто растворилось, будто кто-то вылил на это кислоту.

— Ты — лжец! Все слова, которые ты мне говоришь, гроша ломанного не стоят! Все ложь! Ощущение жизни, источники — бред собачий! Ни черта мне это не помогает!

Кожа на руках запястий краснела. И тело Елены все еще болело и ныло от прошлой попытки воспитания… Сальваторе ослабил хватку, а Елена тут же выдернула руку и отошла на несколько шагов. Она была разъяренной, бешенной, сумасшедшей и извращенной.