d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

В ее сердце, в ее душе творился хаос. И примириться с ним оказалось слишком сложно для нее. Контролировать свои эмоции тоже не так-то просто, как в ее дешевых книгах. Прийти в себя после потери, принять правду и смириться — вот что она не может сделать. И это разрывает ее изнутри. Ее. Его ненавистную Мальвину, которую он презирает, которую знает лучше, чем ее знала ее дохлая мать.

— Ты — лишь красивая оболочка! Ты напичкан своими афоризмами, фразеологизмами и прочей мудистикой, которой ты плюешься, заставляя меня верить тебе! Но каждое твое ебаное слово ни черта не стоит! Если я фальшивка, то ты — дешевка! И я ненавижу тебя за это!

Она плакала. Она смотрела на него, крича в исступлении еще какие-то слова, провоцирующее на ответные реплики, которые Деймон не осмеливался произнести. Он зачарованно глядел на девушку и молчал, слушая все ее слова, все ее обвинения.

Елена прищурилась, усмехнулась, на время заткнувшись. И как с этой стервой можно встречаться-то? Как вообще можно терять от нее голову, если она не дарит ни нежности, ни страсти? Лишь черствая и истеричная сука, которую еще раз стоит избить, чтобы привести в чувства.

— Ты же как… Как зверь! — она искала ответную реакцию во взгляде. Она ее не находила и начинала злиться еще сильнее. — Ты кусаешься, царапаешься и лишь показываешь людям, что ты сильнее, опаснее! Но на деле ты — лишь такое же ничтожество, как и все остальные!

Ее стройные ножки привлекали его внимание уже в который раз! Он не мог заставить себя не смотреть на них. Не мог не наслаждаться напуганным взглядом, остервенелостью души. Он не мог прекратить презирать и любоваться одновременно.

— Серьезно? А ты? Что касается тебя, Мальвина?

Она выкрикнула что-то нечленораздельное, зарылась руками в волосы. Попытки разозлить Сальваторе вызвать его ярость и вновь нарваться на кулаки, оказались ничтожны. Деймон не повелся на эту ложь, на беспричинную злобу, на глупые и ничтожные попытки. Он был спокоен и даже как бы увлечен этим процессом.

Девушка закрыла лицо руками, давая волю новым рыданиям. Ей было плохо. Ей было до ужаса плохо. Красивые разговоры, избиения и безразличие уже потеряли свою действенность. Теперь нужно было выбрать что-то лучше. Нужно было… Нужно было найти новой способ для того, чтобы эмоции вытекли, как кровь из перерезанной вены.

Елена опустила руки, резко подошла к мужчине, схватила его за шиворот рубашки и приблизила Добермана к себе.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, сделай это со мной снова… — она уткнулась в его плечо, она вцепилась в плечи Добермана сильной хваткой, словно одичалая кошка. — Я прошу, сделай!

— Нет, — он оттолкнул от себя Гилберт. — Даже не проси. Этого не будет.

Она вновь вскрикнула. И Елена почувствовала в этот момент толчок, какой-то внутренний стимул. Она быстро взглянула на Сальваторе.

— Тогда, я что-нибудь сама придумаю, — бросила как кость и ринулась в коридор. Доберман бросился за девушкой, точно зная, что ее оставлять одну нельзя. Ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе… Ее вообще нельзя оставлять одну.

Он перехватил Елену в коридоре, сильно схватил за руки. На ее теле слишком много его отметин: царапины, синяки, ссадины. Он не может добраться до ее души, и поэтому ему приходится хвататься за последнее: оставлять увечья на ее теле. На ее совершенном теле, которое он изучал тактильно, прикрываясь оправданиями, что пытается успокоить или привести в чувства. Плечи, предплечья, запястья, талия, спина — чего он еще не касался? Ее ног только что разве. И если быть совсем уж честным, то в глубине души Деймон хотел прикоснуться и к ним. Только без оправданий и прикрытий.

По-настоящему.

Его сущностью завладело какое-то наваждение. То уничтожить. То избить. То подчинить. Теперь — прикоснуться. И прикоснуться так, чтобы воспоминания не меркли несколько месяцев, чтобы каждая секунда растягивалась в вечность.

Мальвина влетела в спальню, следом за ней вошел Сальваторе, захлопнув за собой дверь. Он понимал только одно в своем наваждении: желание прикоснуться к этой девушке обусловлено не физическим и сексуальным влечением, не симпатией, а желанием прикоснуться к чему-то фальшиво совершенному. К чему-то прекрасному и для него запретному. Хэрстедт была привлекательной, но не обладала совершенной фигурой. И вот ему попадается Елена — девушка лучшего друга, девушка с великолепным телом, с телом, которое хочется познать, как меценату хочется увидеть вживую полотна Ренуара, Климта, Ван Гога или еще кого-нибудь.

Деймон схватил девушку за плечи. Елена не сопротивлялась. Она хотела физической болью заглушить душевную. Она хотела освобождения.

Ее швырнули на стул. Ударов не было. Следовательно — боли тоже. Только саднило запястья от цепей и оков, которые Гилберт не могла с себя скинуть. В остальном же — все по-прежнему. Сальваторе навис над своей жертвой — в который раз? — внимательно вглядываясь в нее. Во взгляде — настырность и мольба. Опьяняющее сочетание.