Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)

– Ген, ты? Что случилось? Темно ещё, дай поспать…

– Заткнись!! – прошипел он сквозь зубы. – Сейчас ты встаёшь, одеваешься и тихо – тихо, понял? – идёшь за мной. И тетради свои прихвати, мы сюда больше не вернёмся.

Виктор собрался, было, возразить, но, увидев в руке товарища «Вальтер», захлопнул рот. Он откинул одеяла, разбросал солому и извлёк из-под них стопку тетрадей, аккуратно завёрнутых в промасленную бумагу.

– Может, ты всё же объяснишь…

– Объясню. – согласился Геннадий. – Да ты и сам сейчас всё поймешь. Ну что, готов?

Виктор кивнул.

– Тогда пошли! И костыль свой не забудь – споткнёшься ещё, тащи тебя…

Шагая к дому Лехтоненов, Геннадий предвкушал, как спросит рыбака, почему тот собрался их предать – неужели родная кровь, пролитая царскими сатрапами, для него вовсе ничего не значит? Но – разговора не получилось. Стоило Геннадию, распахнув ногой дверь, ввалиться в дом, как Юха-Пекка с резвостью, которую трудно было ожидать в его почтенные годы, вскочил из-за стола.

– Сатана перкелле! – прохрипел он, и в ладони узкой серебряной рыбкой блеснул пууко.

Тут уж стало не до разговоров – Геннадий начал стрелять. Две пули, одна за другой, в грудь старого финна, и ещё одна, контроль – в голову. За спиной вскрикнул Виктор – «что ты творишь?» – но не успел Геннадий ответить, как на пороге соседней комнаты возникла Тюуне. Она кинулась к мужу, потрясла неподвижное тело, вскочила и, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами, пошла на убийцу. Геннадий попятился – так страшна была она в этот момент, в длинной ночной рубашке, простоволосая, с рассыпавшимися по плечам рыжими патлами. Две пули одна за другой ударили женщину в живот, и несчастная мешком осела на пол За спиной у Геннадия раздались рвотные звуки. Он обернулся – Виктор, ухватившись за бревенчатую стену, согнулся вдвое и извергал на пол недавний ужин. Выпрямился, вытер рукавом мокрые, побелевшие губы. Стало тихо, только Тюуне жалобно скулила, причитая в смертной тоске.

– Не видишь, она же мучается! – прошептал Виктор. – Сделай что-нибудь!

Геннадий в ответ осклабился, и улыбка его больше походила на волчий оскал. Щёлкнул складной нож.

– Если такой жалостливый – держи, избавь её от страданий. Лучше всего режь глотку, так оно вернее. Только в крови не изгваздайся…

И презрительно усмехнулся, когда Виктор отвернулся к стене в попытке удержать то, что осталось в его многострадальном желудке.

«…жалкий слизняк, гуманист хренов! Все они слизняки…»

Он наклонился к женщине и ловко исполнил собственные рекомендации. Вытер нож о ночную рубашку, убрал в карман.

– Ну что, герой, проблевался? Тогда пошарь в кладовке, собери пожрать из расчёта на пару дней. А я пока пойду к колодцу, наполню анкерок – плоский дубовый бочонок, стоящий в углу сеней. – Путь нам предстоит неблизкий, надо подготовиться…

Спустя четверть часа две тёмные фигуры возникли из темноты на пристани, возле которой покачивались на мелкой волне шхуна рыбака Лехтонена и две рыбацкие лодки, размерами поменьше. Чужаки пошвыряли в одну из лодок свой багаж – большую корзину, саквояж и какой-то свёрток, – после чего забрались сами. Один подхватил багор, упёрся, отталкиваясь от пристани. Зашуршал, разворачиваясь, парус, поддерживаемый косым реем, и лодка, чуть кренясь под предутренним бризом, резво побежала к западной тёмной стороне горизонта.

Конец второй части

Часть третья «На французской стороне…»

I

Египет,

Александрия.

За год до описанных событий.

Слуховые перепонки разрывало низким, то ли гулом, то ли звоном, то ли и тем и другим вместе. И – огненные круги перед глазами, на угольно-чёрном фоне, рождающиеся из ничего, наползающие друг на друга и лопающиеся всё с тем же всепроникающим звуком.

Он зажмурился, так крепко, как только смог. Круги никуда не делись – как, впрочем, и звон. Или для этого надо заткнуть уши – пальцами, за неимением под рукой кусочка воска или смолы?

Он поднял руку и осторожно ощупал голову. Пальцы наткнулись на что-то липкое и горячее. Он поднёс их ко рту, по ходу обнаружив, что совершенно не видит собственную руку – и осторожно лизнул.

Кровь. Его кровь. Странно, но боль почти не чувствуется.

Он повторил попытку с рукой и глазами – и снова ничего не разглядел. Огненные круги, правда, куда-то делись, да и звон в ушах заметно поутих, превратившись в низкий однотонный зуд. Такое – он это знал – бывает при контузии. Тогда он вытянул руку и вслепую пошарил перед собой.

Ничего. Пустота.

Стоп! Да стоп же! Он сидит, привалившись спиной к чему-то, но ощетинившемуся жёсткими, неровными выступами, безжалостно терзающими его лопатки. Причём – сидит на полу, и ноги приходится вытягивать вперёд. Он ощупал этот пол: каменная кладка, сухая, неровная, холодная. Под пальцы в изобилии попадались камешки, от крошечных острых осколков, до осколков кирпича и булыжников размером с пару кулаков.