Кроме оружия, в ящике нашлись: маленький плоский цифровой фотоаппарат, семидюймовый планшет, терабайтный внешний диск (Геннадий сам загружал в него массу полезной информации), зарядное устройство на солнечных батареях, пара карманных раций и крошечный диктофон. И медикаменты, разумеется: две армейские аптечки расширенной комплектации в компактных сумочках, несколько индивидуальных пакетов, упаковки антибиотиков, антисептиков, болеутоляющих, и прочих необходимых препаратов, а так же краткая инструкция по их использованию.
Оставалось переложить всё это богатство в объёмистый саквояж – чем Геннадий и занялся, когда проём люка закрыла массивная фигура, и надтреснутый голос произнёс:
– Ктой-та это забрался, куцы не велено? А ну, вылезайте, сорванцы, пока ухи вам не оборвал!
Он замер, ощущая, как покрывается с ног до головы ледяным потом.
«Дворник! Тот самый, мимо которого он давеча прошёл! Черт знает, зачем старому олуху понадобилось осматривать пустующий дом – он ведь знал, что тут никто не живёт? Видимо, когда дворник обнаружил приоткрытую заднюю дверь, то подумал, что в здание забрались мальчишки. Ну и решил пойти, проверить. Вот уж действительно – заставь дурака Богу молиться…
Дворник, тем временем, продолжал взывать к воображаемым нарушителям границ частных владений.
– Севка, Санька, вы, што ль? Вот ужо мамкам вашим обскажу, они вам крапивой-то задницы настегают – а она нынче майская, жгучая! Вылезайте, пострелята, да свечу-то не уроните, а то спалите дом!
Геннадий, стараясь двигаться бесшумно, прикрутил фитиль «летучей мыши». Подвал погрузился в первозданный мрак.
– И даже не думайте сбечь! – отреагировал дворник. – Счас спущусь – наплачетесь у меня, коли по-хорошему не желаете!
Заскрипели под грузным телом ступеньки, и на уровне глаз Геннадия возникла пара пыльных солдатских сапог. Он отстранённо подумал что дворник, наверное, из отставных солдат и донашивает старое обмундирование.
Ступеньки жалобно скрипнули, на этот раз куда громче.
– …а ежели навернусь сослепу из-за вас, паршивцев, – дворник продолжал сыпать угрозами, – самолично вожжами отлупцую! Портки с вас сыму – и по задницам, по задницам! Штоб неделю сидеть не могли!..
«…А что, это мысль!..»
Он схватил за ближайший сапог и дёрнул изо всей силы. Незваный гость, издав придушенный вопль, с грохотом обрушился вниз. Геннадий коршуном ринулся на него и оседлал распростёртое навзничь тело. Скудный свет из потолочного люка падал точно на лицо – борода, с застрявшими в ней соломинками, глубоко посаженные глаза, распяленная щербатая пасть, из которой на него пахнуло густым чесночным духом. Геннадий коленями вдавил плечи своей жертвы в пол и нашарил в кармане нож. Дворник, услыхав звонкий щелчок и различив блеск выскочившего из рукоятки лезвия, в ужасе взвыл и попытался глубже вдавиться в землю. Не помогло – вопль сменился тошнотворным бульканьем после того, как Геннадий одним движением перехватил несчастному горло. И – отпрянул назад, не позволяя хлынувшей крови запятнать шинель. Вытер клинок нож о фартук убитого, зажал под мышкой тяжёлый саквояж, схватил лампу и, оскальзываясь, полез по ступенькам.
Оказавшись наверху, Геннадий метнулся в соседнюю комнату. Мелькнула мысль, что надо было достать пистолет – но в доме больше никого не было. Он прислушался: во дворе тихо, лишь щебечет в кустах какая-то птичья мелочь. Тело била крупная дрожь – казалось, даже на улице слышно, как стучат его зубы. Ноги и руки сделались ватными, бельё буквально плавало на теле. Он ухватился за спинку стула, сел, пристроив рядом на полу драгоценный саквояж. Вытер лоб и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, изо всех сил стараясь унять нервную дрожь.
«Так… Исчезновение дворника быстро заметят – как же, фигура примелькавшаяся! – и начнут искать, пусть и не сразу. Значит надо скрыть следы нечаянного преступления…»
Геннадий проделал ещё несколько вдохов-выдохов – трясучка слегка унялась, пот больше не заливал глаза. Он встал и осторожно, стараясь не оступиться на крутых ступеньках, спустился в подвал. Здесь стоял сладковатый до тошноты запах свежей крови – такой густой, что легко перебивал подвальную сырую затхлость. Геннадий подхватил мёртвое тело под мышки, отволок в дальний угол и завалил всяким хламом. Засыпал землёй кровавую лужу на полу, выбрался наверх и, надрываясь, взгромоздил на люк тяжеленный комод.
«…то так себе тайничок. Если полиция станет обыскивать дом – надут, никуда не денутся…»
Дверь, ведущая на заднее крыльцо, скрипнула, приоткрываясь. На дворе никого, в огородах тоже. Хоть в этом повезло… Взгляд упал на стоящую на столе «Летучую мышь» – фитиль ещё теплился. Повинуясь внезапному порыву, Геннадий схватил лампу, и с размаху запустил её в стену. Жалобно зазвенело стекло, плеснуло жёлтым пламенем – тогда он захлопнул дверь и опрометью кинулся сквозь кусты и дальше, по тропинке, через высохший ручеёк на зады соседнего переулка. Остановился, переводя дух, оглянулся – дыма пока не видно. Ничего, то ли ещё будет…