Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)

Доктор кивнул, сдержав усмешку. Агрегат на самом деле был не лампой, а химической зажигательницей для сигар и пахитос – «огниво Дёберейнера», замысловатое порождение сумрачного германского гения. Внутри стеклянного корпуса скрывалась цинковая пластина, порождающая в реакции с серной кислотой водород; горючий газ, попадая на губку катализатора, вспыхивал, давая яркий язычок пламени. Каретников раскурил сигару и аккуратно прикрутил бронзовый краник. Огонь погас; давление в стеклянном пузыре выросло, отжав кислоту от цинка, и выделение газа прекратилось. Доктор, бережно отодвинул замысловатое приспособление подальше от края стола.

«…доверие – это, конечно неплохо, но если эту штуку уронить на пол – она, пожалуй, может и рвануть…»

Это был своего рода ритуал – и у Каретникова, и у хозяина кабинета имелись, конечно, пьезоэлектрические зажигалки, но Корф всякий раз испытывал гостя, подсовывая ему это хитроумное сооружение, достойный образчик эстетики стимпанка. Каретников подозревал, что зажигательницу выставляли на стол специально к его визиту, а всё остальное время она мирно пылилась в буфете.

Евсеин с некоторой опаской последовал примеру спутника. Адъютант принёс на серебряном подносе чайник и тарелку с крошечными бутербродами-канапе, расставил извлечённые из буфета чайные приборы. Катерников, наблюдал за его манипуляциями, откинувшись в кресле, и наслаждался «гаваной» – голубой ароматный дым слоями поплыл в воздухе. Адъютант разлил чай, щёлкнул каблуками и удалился.

– Итак, господа… – Корф, в свою очередь, раскурил сигару и откинулся на спинку кресла. – Я пригласил вас сегодня, чтобы обсудить некоторые обстоятельства. Вам начинать, Вильгельм Евграфыч…

И приглашающе кивнул Евсеину.

Доцент засуетился, поправил пенсне и выложил на стол тонкую кожную, с позолоченными уголками, папку.

– …таким образом, работы с египетскими манускриптами продолжаются. – Евсеин подвёл итог своего повествования. – И, надо сказать, уже сейчас удалось извлечь из них довольно много. Что даёт нам право надеяться на определённый прогресс в этой области.

Каретников, как, впрочем, и Корф, терпеливо выслушал лекцию, затянувшуюся примерно на четверть часа. Состояла она, по большей части, из повторов того, что хорошо было известно обоим слушателям: краткий пересказ истории знакомства доцента Московского Императорского Университета Евсеина с немецким археологом Бугхардтом, занимавшим пост хранителя собрания древностей египетского хедива; описание недавнего визита самого Евсеина и главы африканской экспедиции Д.О.П. а господина Семёнова к упомянутому хранителю; трагическое завершение этого визита – перестрелка в тоннелях на секретном уровне хранилища древностей, взрыв заложенной им динамитной мины, гибель самого Бурхардта под завалами. И трофеи – невероятно древние записи, сделанные не на папирусах, бумаге или пергаменте, а на пластинах из загадочного металла. Будучи сложенными определённым образом, они образовывали листы, содержащие составленный из незнакомых символов-иероглифов текст.

Листы эти с лёгкой руки Семёнова стали называть «египетскими манускриптами» – предполагалось, что они содержат знания, сулящие власть над порталами-червоточинами. Учёные лишь подбирали к пластинам ключик: по словам Евсеина, пока удалось разобрать лишь малую их толику. Но и того хватило, чтобы вернувшийся с драгоценной добычей в Петербург доцент затеял рискованные эксперименты с червоточинами. А сам Семёнов отправился дальше, вглубь Чёрной Африки, где, если верить вычитанным из «египетских манускриптов» указаниям, невесть сколько веков скрывалась разгадка этих тайн.

– Прогресс, говорите? – Корф не скрывал скепсиса. – Вы уж простите, Вильгельм Евграфыч, но пока я вижу не прогресс, а одну только бестолковщину. Вы всё же не мальчик – пуститься в такую авантюру, да ещё и подбить на неё поручика Смольского и господина Г иляровского?..

Каретников покосился на Евсеина: доцент после слов Корфа смущённо потупился. Возразить было нечего: затеянный без ведома начальства эксперимент провалился с оглушительным треском. Схлопнувшиеся порталы восстановить не удалось, а сам доцент и его спутники при возвращении из будущего угодили в «туманный мир", лежащий где-то на пересечении «червоточин», и даже встретились с его обитателями. Чем закончилась встреча, доктор Каретников знал лучше других: один из участников Евсеинской авантюры, Роман Смольский, пострадал от таинственного оружия четырёхпалых чужаков и до сих пор пребывает в коме. И медицина, что девятнадцатого, что двадцать первого века, была в данном случае бессильна.

Я понимаю ваш научный энтузиазм, уважаемый Вильгельм Евграфыч… – продолжал Корф. – Но прошу вас дать слово, что впредь вы воздержитесь от рискованных экспериментов. Вот вернётся господин Семёнов – тогда и посмотрим.

– Если вернётся… – буркнул Евсеин.