Чужак в чужой стране

«ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО»

Бен Кэкстон

Всем известно, что у больниц и тюрем есть одно общее свойство: из них крайне трудно выбраться. Заключенный, в определенном смысле, даже меньше отрезан от мира, чем больной; заключенный может потребовать адвоката, вызвать Неподкупного Свидетеля, сослаться на «хабеас корпус» — закон о неприкосновенности личности, требовать открытого процесса.

Чтобы ввергнуть больного в полное забвение, более глубокое, чем пережил узник по имени Железная Маска, достаточно, чтобы один-единственный представитель медицинской профессии вывесил табличку «Никаких посетителей» — таково наше странное племя.

Естественно, ближайшие родственники больного могут его навещать. Но у Человека с Марса, похоже, нет ближайших родственников. У членов экипажа злосчастного «Посланника» было мало близких. Если у Человека в Железной Маске — простите, я хотел сказать, у Человека с Марса — и есть родственник, отстаивающий его интересы, то тысячам репортеров до сих пор не удалось его найти.

Кто представляет интересы Человека с Марса? Кто приказал окружить его вооруженной охраной? Что это за болезнь, если никому не позволяется видеться с ним или говорить с ним? Обращаюсь к вам, господин Генеральный секретарь. Объяснение про «физическую слабость» или «усталость от тяготения» не выдерживает критики. Если дело только в этом, то медсестра весом девяносто фунтов охраняла бы его не хуже, чем вооруженные пехотинцы.

Может, его болезнь носит финансовый характер? Или (ну-ка, тише) политический?

И так далее, и тому подобное. Джилл понимала, что Бен дразнит администрацию, пытаясь вытащить ее на свет божий. Она догадывалась, что Кэкстон шел на большой риск, бросая вызов властям, но не догадывалась, насколько велика опасность — и в какой форме она может проявиться.

Пролистав газету, она нашла заметки о «Чемпионе», фотографии Генерального секретаря Дугласа, раздававшего медали, интервью с капитаном Ван Тромпом и его отважным экипажем, снимки Марса и марсианских городов. О Смите — очень мало, лишь информация, что он медленно поправляется после утомительного путешествия.

Бен вошел в комнату и бросил ей на колени тонкие листки:

— Вот еще газета.

Джилл увидела, что «газета» — не что иное, как распечатка первой пленки. Там были отметки «Первый голос», «Второй голос» и так далее; Бен вписал имена везде, где смог. Сверху он пометил: «Все голоса — мужские».

Большая часть записей указывала лишь на то, что Смита кормили, умывали, массировали, проводили упражнения под наблюдением тех, кого Бен пометил как «доктор Нельсон» и «второй доктор».

Но один отрывок был особенным.

Доктор Нельсон. Как вы себя чувствуете, мой мальчик? Хватит сил на разговор?

Смит. Да.

Доктор Нельсон. С вами хочет поговорить один человек.

Смит (после паузы). Кто? (Бен вписал: Смит всегда делает паузу, прежде чем что-либо сказать.)

Нельсон. Наш Величайший (тут неописуемый гортанный звук, может, марсианский?). Наш Старейший Старейшина. Вы поговорите с ним?

Смит (очень длинная пауза). Великое счастье мне. Пусть Старейший говорит, я стану слушать и расти.

Нельсон. Нет-нет, он желает задать вам вопросы.

Смит. Но я не могу учить Старейшего.

Нельсон. Старейший сам того пожелал. Вы позволите ему задать вам несколько вопросов?

Смит. Да.

(Какие-то звуки.)

Нельсон. Сюда, сэр. Доктор Махмуд переведет.