Чумные псы

Здесь, в этих самых холмах, много столетий назад обитали мужчины и женщины, которые, при всей своей грязи, плохих зубах, бесчисленных суевериях и чудовищном невежестве, обладали, подобно животным, врожденным сознанием и собственной беспомощности, и собственного достоинства. Как правило, они не задумывались о высоких материях, сосредотачиваясь на повседневных нуждах своих семей. Да, они жили в невежестве и грязи, и множество детей безвременно умирало… Ох, знать бы им о грядущих мировых войнах, в которых будет изувечено или убито столько их потомков на далеких чужих берегах, в битвах за очередное «правое дело», бесконечно далекое от сена, мокнущего под дождем, или цен на овец на ярмарке в Улверстоне. Знать бы им о многотысячных демонстрациях, дружно скандирующих громкие лозунги; о поездах, в которых едут и которые буквально разносят футбольные фанаты — подростки, жаждущие любым способом заявить протест обществу, не желающему признавать индивидуальной значимости каждого, обществу, где они сами и им подобные — всего лишь безликие единицы рабочей силы; о кинематографической и гламурной индустрии, подведомственных ей журналах, внушающих молодым женщинам некий идеал красоты, которым нужно либо руководствоваться (естественно, выкладывая немалые денежки), либо пренебречь, смирившись с участью дурнушки. Одиночество охотящейся лисы, невежество пастушьей овчарки, бездумное принятие жизни самим пастухом, который в сто первый раз лезет под дождем на крутой склон — собирать овец то на стрижку, то на обработку от паразитов… Все это, как и сами холмы, некогда образовывало на нашей планете великий континуум жизни. Неужели же рассеивать такую тьму, изгонять такое одиночество ревом двигателей и электрическим светом? Сподобившись благословения от доктора Бойкотта и сэра Айвора Стоуна?.. Только не рассчитывайте, что великий Пан (частица которого есть и в вашей душе) ничего против этого не возразит. Или что не будет назначена цена, которую потребуется заплатить.

Однако вернемся на перевал! Тем более что вы не слушаете моих рассуждений. Вы засмотрелись сквозь туман, клубящийся у Ветсайд-Эджа, на Грейт-Каррс? Или следите за сарычем, которого относит от Пайк-О’Блиско северный ветер?.. Я не могу вас винить. Последние страницы и вправду могли показаться вам многоречивыми и тягучими, но они уже перевернуты. Дальше не заскучает даже наш друг Свичбург из штата Небраска. Обратитесь на восток, к Уэстморленду, всмотритесь за мост Рейнус-Бридж и кряж Грейт-Хорс-Крэг, — вот он, Малый Лэнгдейл, вот она, дорога, что вьется по долине, постепенно одолевая подъем в восемьсот футов, прежде чем лечь нам под ноги в это ясное ноябрьское утро. Видите там, вдалеке, машину, прилежно отрабатывающую все изгибы дороги? Она зеленого цвета, по-моему, это «Триумф Толедо». А если и нет, то, во всяком случае, это автомобиль, соответствующий профессии своего обладателя. И кто же находится в ней за рулем?

Наведите, читатель, на него свой бинокль! Ну что? Я так и думал! Грядет, грядет посланец сэра Айвора Стоуна! Он нипочем не даст нам насладиться уединением и поразмышлять в тишине, так что давайте вернемся к нашей истории. Друзья мои, это действительно он! Леди и джентльмены, встречайте Дигби Драйвера, пришельца из великого и блистательного мегаполиса! Приглядимся к нему повнимательнее, если не возражаете.

Дигби Драйвер не всегда был известен под этим именем, по той веской причине, что оно не было настоящим. Когда он родился — около тридцати лет назад, вскоре после окончания Второй мировой, в маленьком городке одного из центральных графств, — его окрестили Кевином, а фамилия его была Гамм. На самом деле «окрестили» — громко сказано, ибо он вообще не был крещен (не по своей вине, разумеется). Так или иначе, он вырос с этим именем, данным ему то ли матерью, то ли бабкой, — кем именно, мы никогда не узнаем, ибо вскоре после рождения молодая мамаша препоручила его заботам бабушки, сама же навсегда исчезла из его жизни. Отчасти это объяснялось собственно появлением Кевина, ибо личность настоящего отца мальчишки была неизвестна. Мамашин муж скрипел зубами и подозревал — и, по-видимому, не без оснований — одного американского джи-ай[43], которых тогда в Англии было пруд пруди. И хотя мамаша решительно отпиралась, малыш Кевин сделался сперва поводом для семейных раздоров, а потом и причиной разрыва брачных уз, и без того не очень-то прочных. Миссис Гамм стала приглядывать замену и вскоре нашла себе сержанта из Техаса, с которым, как принято говорить, «закрутила». Судя по всему, сержанту Кевин был нужен не больше, чем мистеру Гамму, и миссис Гамм, которую, кстати, звали Мэвис, не составило труда это сообразить. К тому времени, когда Кевин выучился говорить, от Мэвис Гамм уже года два не было ни слуху ни духу, и ее мать, которая понятия не имела, по какую сторону Атлантики ей разыскивать дочь, осталась, к немалому своему недовольству, с малолетним Кевином на руках.