Чумные псы

— Уже пытались, — ответил большой пес. — В меня стрелял один из тех людей, что стояли возле белой машины.

— Шум разбивает мир на части, как камень, упавший в лужу, разбивает поверхность воды. Но потом осколки мира собираются вместе, как смыкается вода в луже. И это может повторяться до бесконечности…

— Ну хватит пережевывать одно и то же! — свирепо зарычал Рауф. — Никто ничего не украдет — все будет на месте, когда ты выглянешь наружу! Давай, давай, поднимайся! Вот найдем что-нибудь поесть, и ты мигом убедишься, что еще жив!

— Опять на овец охотиться?

— Нет, с этим пока никак. Я едва стою и сейчас не смогу ни догнать, ни убить. Поищем лучше помойку, желательно такую, где собаки переполох не поднимут. Вот тогда, на сытое брюхо, и будем решать, что дальше делать.

И Рауф во второй раз перепрыгнул нижнюю створку двери. Надоеда, в глубине души чувствовавший некоторое облегчение — как обычно бывает, когда поделишься с кем-нибудь своим горем, — последовал за ним. Оказавшись снаружи, псы, не имея ясной цели и направления, медленно двинулись к югу — туда, где вершина Хай-Уоллоубарроу подпирала лунное небо.

Вспышка VI

Какое место в Озерном крае превзойдет красотой и величием верхнюю точку перевала Рейнус, где в поднебесной вышине одиноко стоит Камень трех графств? Где, если не здесь, бьется сердце Озерного края, — здесь, где северный отрог Конистонского кряжа сходится с южной оконечностью громадной подковы Скэфелла, а Лэнгдейл тянется к Даннердейлу через безлюдные пустоши, заваленные камнями и заросшие вереском? Не поленитесь подняться сюда, читатель, будь то ясным июньским утром или в сумерках дождливого ноябрьского вечера! Прикройте глаза и коснитесь пальцами выщербленного края знаменитого камня… Что вы услышите? То же, что услышали бы тысячу лет назад. По обе стороны будет выть ветер, летя над голыми скалами, скатываясь неровными порывами по склонам, ударяясь о нависающие утесы, величественные и неподвижные, точно соборы. Впереди и позади вас, далеко-далеко внизу, станут перекликаться ручьи, и ветер донесет до вас их голоса. Прокричит ястреб или сарыч, что плывет в воздушных потоках, ведомый многовековыми инстинктами. Подаст голос кроншнеп, спугнет тетерева овца, пасущаяся у Ветсайд-Эджа, и тот взовьется, громко хлопая крыльями. Овца же протопает раздвоенными копытцами по грейдеру… да, а вот этот звук уже принадлежит нашему веку. Откройте глаза, читатель! Больше нечего слушать, разве что караулить проезжающую машину да ловить тонкие голоса горной чечетки, шеврицы, сорокопута.

Что вы видите кругом? Ибо ветер, хоть и выжимает слезы из глаз, тем не менее растаскивает туман, который, точно ватное одеяло, глушит все звуки, не дает отличить север от юга и вынуждает чуть не ощупью, спотыкаясь, пробираться от одной каменной пирамиды к другой либо отыскивать ручеек и вместе с ним спускаться ниже уровня тумана. Итак, что вы видите?

К югу от вас на целую милю выгибается Ветсайд-Эдж, спускаясь от Грейт-Каррса до самой низины под Ломаными утесами, где холодная речушка Брэтей мчится к лугам Подножия и озеру Литл-Лэнгдейл-Тарн. К северу вздымается вершина Пайк-О’Блиско, южный склон которой носит собственное название — Черный утес. Прямо за спиной у вас находится пик Колд-Пайк, а по другую сторону седловины, так что отсюда не видно, притаилось маленькое озеро Ред-Тарн. В длину оно всего ярдов двести, но можно представить, как похолодело бы на душе у нашего друга Рауфа, случись ему забрести в своих странствиях на его берег!

Высокую, неровную гряду Морщинистого кряжа отсюда тоже не видно. По крайней мере сегодня, потому что ее скрывает туман — серое облако испарений, тянущихся с Гладстон-Нотта через Адам-а-Коув и дальше на Прибежищные скалы и Трехозерье. Но если отойти чуть западнее и снова пересечь водораздел, внизу откроется вьющаяся между камнями ниточка серебра. Это исток Даддона. Вбирая в себя ручей за ручьем, он становится все более полноводным и целых две мили сопровождает дорогу — до того самого моста, где произошла злополучная встреча Надоеды и мистера Эфраима. Вдоль речного русла густо растет трава. Запнетесь о кочку — и мигом растянетесь на влажном торфянике, поросшем черникой, болотным миртом и мхом, из которого тут и там торчат укутанные лишайником валуны. И повсюду — каменные стенки, сложенные из точно таких же камней, которые земледельцы — и как только терпения хватало? — собирали в полях еще лет двести назад.

Холмы кажутся безлюдными, но все же человек во многих местах оставил свой след, по крайней мере на поверхности, хотя в целом пейзаж не сильно изменился — не в пример обширному болотному краю на востоке Англии или некогда лесистому сассекскому Уилду.