И лис исчез, как струйка дыма в тумане, через вершину и вниз, по крутому северо-западному склону Брим-Фелла, пытаясь добраться до Тарн-Хед-Мосса и лежавшего за ним кряжа Блэйк-Ригг-Крэг. Надоеда пробежал следом несколько ярдов, потом остановился и встал, дрожа всем телом. Происходило нечто непомерно огромное, нечто древнее и страшное, нечто такое, что — Надоеда вдруг вспомнил — уже происходило когда-то на этом самом месте. Вокруг него клубился запах, жутковатый, дикий и кровожадный. В тумане двигались тени, хищные и целеустремленные, палевые и белые, черные и бурые. Носы чертили по земле, длинные уши развевались, хвосты возбужденно виляли. Один за другим эти существа выскакивали из тумана — иные молчком, иные громко лая от неистового возбуждения. Это были гончие — крупные, сильные, быстрые псы. Они мчались по горячему следу и не обратили никакого внимания на Надоеду, вжавшегося в землю на краю обрыва. А позади своры бежал охотник с худым лицом, в красной куртке, держа в руке рог. Он был явно измотан долгой погоней, но все же находил в себе силы время от времени покрикивать на собак. Вот они перевалили через гребень, напирая друг на друга, каждая желая урвать свой кусок, и скрылись из виду за валунами. Но даже с расстояния в тысячу футов слышны были их голоса, сливавшиеся один с другим, словно полноводная река на невидимом за туманом дне долины.
Фокстерьер нерешительно потрусил следом. Мокрая земля и камни еще хранили дух гончих — резкий и чистый запах охоты, запах плотоядных животных, обладающих отменным здоровьем. Мимо Надоеды ни дать ни взять пронеслась стая полубогов его племени, летевших исполнить свое предназначение, которое состояло в том, чтобы догнать и убить. Это было нечто поистине апокалиптическое, пришедшее из бездны времен, древнейшая драма, на сей раз исполненная здесь, на голом склоне холма, по которому, затерявшись в клубах движущихся паров, как во сне, брел теперь маленький фокстерьер.
Ветер вдруг посвежел, бросив ему в ноздри далекий запах морских водорослей, тяжелый, приторный дух коров в хлеву и — поверх всего — тонкую ниточку лисьего духа. Сплошная пелена тумана распалась на зыбкие полосы, уплывавшие по склону, и Надоеда смог ясно рассмотреть почти все, что находилось внизу. Торфяники и болота вокруг озера Ситуэйт-Тарн, рассекающий их темный поток, устье пещеры… и отчаянно бегущий лис. Он скакал через мхи, волоча хвост, некогда пышный, а теперь намокший и отяжелевший, а за ним неслись гончие, рассыпавшись веером, заходясь бешеным лаем, горя желанием разорвать в клочья упорного беглеца! Прямо на глазах у Надоеды мчавшаяся впереди гончая поравнялась с лисом, извернувшись в прыжке, схватила его и швырнула на камни.
Фокстерьер зажмурился и принялся скрести лапой дерн. Он не хотел смотреть, как окружит лиса остальная свора, как тот будет вертеться, шипеть и огрызаться, один против тридцати, как захлещет кровь и начнет рваться рыжая шкура, как с трудом пробившийся к добыче охотник схватит тело жертвы, быстрыми ударами ножа отсечет ей голову и хвост, а остальное кинет неистово лающей своре.
Мистер Уэсткотт лез вверх по северному отрогу Брим-Фелла. Туман стоял довольно густой, но бывалый турист видывал и погуще. К тому же интуиция, рожденная богатым опытом походов по Озерному краю, подсказывала ему, что белое молоко вполне может вскорости и подняться — уж всяко задолго до заката. Достигнув вершины холма, он уселся на каменную пирамиду и еще раз сверился с картой, после чего взял азимут: двести двадцать пять градусов. Сделал поправку на магнитное склонение, выбрал в пределах видимости скалу — и зашагал вниз. От Гоутс-Хауса его отделяло ярдов шестьсот или семьсот.
В тумане царила тишина, уединение дарило Джеффри замечательное ощущение силы, независимости и самодостаточности. Здесь у него в помощниках были только его инструменты, походный опыт, выносливость и здоровье. Он чувствовал себя хорошо оснащенным кораблем, вышедшим в Атлантический океан и вполне способным противостоять первобытной мощи недружелюбной водной стихии. Он мысленно видел себя со стороны — вот он движется сквозь туман, угрюмый, решительный, целеустремленный, отлично снаряженный и вооруженный, — сущая Немезида, размеренно и неотвратимо шагающая к своей цели. Лучше бы эти псы — где бы они ни были — просто вышли к нему и встретили неизбежное. Ибо он был готов к любой неожиданности или случайности и знал, что железная воля, достойная самого Спенсера-Чепмена[86], даст ему силы идти к намеченному до конца, будь то сегодня или в другой какой-нибудь день! Он был карой, он был возмездием, он был тем, кто проводит этих тварей за смертный порог!