Чумные псы

Надоеда изо всех сил вилял хвостом, обоняя близкий запах ее покрытых лаком волос и — едва заметно — частичку серы в розовом ушке.

— А вот у меня для тебя точно найдется награда, — сказала девушка и сунула ему в рот ириску. Надоеда взял конфетку на зуб, но почему-то не ощутил никакого вкуса, только зубы стали слипаться. Он затряс головой.

— Ириски во сне всегда такие, — сказала девушка, смеясь и чмокая его в нос. — Знаешь, это ведь все сон! Ты, бедняжка, наверно, проголодался? Знаешь, на заднем сиденье этой машины рыться все равно бесполезно. Там ничего нет, только моя сумочка.

Она завела двигатель и стала выруливать задним ходом на дорогу, не потрудившись захлопнуть пассажирскую дверцу, которая начала раскачиваться взад и вперед.

— Если хочешь, можешь мне помочь, — сказала девушка. — Знаешь, что я тут ищу? Мне мышка нужна. Живая!

Надоеда вдруг обрел дар человеческой речи.

— У меня как раз есть мышка, — сказал он. — Сидит внутри моей головы.

— Ее тебе, наверное, впрыснули? Знаешь, у меня задержка случилась, и мы с моим парнем хотим как можно скорее удостовериться… — Она посмотрела на часы. — Ой, мне ехать пора, он скоро домой вернется! Знаешь, мы с ним вместе живем… — И она рассмеялась. — Во грехе, как говорится.

— Во грехе? — удивился Надоеда. — Это как, не пойму? Ну, конечно, что с меня взять, я всего лишь собака. А вы в домике живете, должно быть? Люди куда-то подевали почти все дома. Думаю, здесь на много миль вокруг ни одного дома нет.

Она потрепала его по спине и перегнулась, чтобы захлопнуть дверцу.

— Чудеса в решете, — сказала она. — Мы с тобой, оказывается, одинаково веруем! Нету такой вещи, как грех. Это понятие устарело.

И тут Надоеда вдруг обнаружил, что в машине они были не одни. Блестящая меховая шубка девушки вдруг зашевелилась, собралась складками, и эти складки зажили собственной жизнью, на глазах превращаясь в весьма пахучие, лисоподобные существа, которые начали перепрыгивать на заднее сиденье. В мгновение ока среди них возникла огромная бурая ящерица, вся в гибких золотых чешуях, чуть тронутых зеленоватым налетом. В ее пасти метался раздвоенный язык. А у ног девушки, опущенных на педали, зародились две извивающихся, желто-красно-коричневых змеи.

Девушка извлекла из-за пояса нож.

— Будет немножко крови, ты не против? — спросила она. — Ты же помнишь, я объясняла, что должна все узнать как можно скорей.

Надоеда вскинул голову и испуганно взвыл.

— Ну, что там еще? — басовито зарычал Рауф, разбуженный резким движением. — Какого черта ты орешь?

— Ой, слава богу, это всего лишь сон… Сон! Прости, Рауф, я не хотел! — с облегчением проговорил Надоеда. — Наверно, с голоду всякая чушь в голову лезет. Мы с тобой уже трое суток не ели, ни тебе жучка, ни тебе гусеницы…

— Я знаю. Ну и что? Три дня, четыре — какая разница? Спи давай. Не знаю, как ты, а я точно заслужил немного покоя.

— Я бы что угодно сейчас съел, Рауф. Что угодно, клянусь! Если бы нам только…

Он так и не договорил. Сонная вялость, вызванная голодовкой, прижала его к земле, точно мягкая, тяжелая лапа. Когда он снова заснул, ему приснился виварий и человек-пахнущий-табаком. Вновь приоткрыв глаза, он обнаружил, что совсем зарылся Рауфу под косматый бок.

— Лодо, — пробормотал он. — Я тут подумал… Да, это наверняка была Лодо…

— Та сучка? С висячими ушами, как у спаниеля? От которой вечно пахло паленым?

— Ну да. И она мне рассказывала…

— Что?

— Она нам говорила — разве ты не помнишь? — что белые халаты заставляли ее вдыхать какой-то дым, ну, примерно так, как это делал человек-пахнущий-табаком. Они надевали такую штуку ей на морду, чтобы она не могла увернуться от дыма.

— И к чему ты это?

— А к тому, что она говорила: сначала дым ей страшно не нравился, но потом, когда дым убирали, его очень ей не хватало.

Рауф свернулся кольцом, ловя блоху у себя на крупе.

— И с нами так произойдет, — сказал Надоеда. — Когда нас здесь уже не будет, когда мы больше не будем мерзнуть и голодать, мы станем сожалеть об этом, станем скучать…

— Ты о чем вообще?

— О том, что будет, когда мы умрем.

— Когда мы умрем — мы умрем, и уже ничего не будет хотеться. Спроси у лиса.

Из затянутого туманом ущелья донеслись отдаленный рокот осыпавшихся камней и цокот овечьих копыт. Несколько обломков скатились по круче и упокоились на земле недалеко от собак.

— Как мухи на оконном стекле, — сонно пробормотал Надоеда. — Его совсем не видно, но проникнуть на ту сторону они не могут. Вот и перед нами такая же преграда. Слишком прочная, нам с тобой не по силам. Как черное молоко…

— Молоко? Черное? Где ты его видишь?

— Оно было в подсвеченной чаше, укрепленной на потолке донышком вниз. Сильная штука! На него нельзя было долго смотреть — оно тогда закипало… Взять, например, дождь. Он ведь иногда идет, иногда нет, так? Наверно, он все время висит в небе, но падать начинает только тогда, когда людям это зачем-нибудь нужно… А если дождь там висит, то почему молоко не может висеть? Или Кифф, например… Я к тому, что Кифф ведь не умер. Так что нет ничего странного в черном молоке.