Читаем Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене полностью

Дошли до нашего времени и документы, касающиеся такого важного вопроса, как чистка выгребных ям. Разумеется, занимались этим специальные люди, и стоило это тоже недешево. Стоимость зависела от количества нечистот, измеряемых «пипами»[47] и «танами». Так, Генри Айвори, занимавшемуся чисткой выгребных ям, в 1411–1412 годах платили: за 23 пипы – 41 шиллинг 8 пенсов, за 8 пип – 16 шиллингов, за 24 пипы – 40 шиллингов. Цены слегка варьируются, видимо, это зависело от того, на какую сумму договаривались с конкретным домовладельцем, а также от разных дополнительных условий вроде объема, расположения, сложности и т. д. В 1466 году коллега Айвори, Джон Лавголд, обратился к городским властям с просьбой предоставить ему монополию на очистку всех уборных в городе сроком на десять лет по цене 2 шиллинга 6 пенсов за тан. В итоге они сошлись на сумме в 2 шиллинга 2 пенса за тан, что намного меньше, чем несколькими десятилетиями раньше платили Генри Айвори. Но зато монополия.

Чистили уборные по ночам – на это указывает множество косвенных свидетельств. Официальные документы на этот счет сохранились только начиная с XVII века – распоряжения под угрозой большого штрафа вывозить нечистоты не раньше десяти вечера зимой и одиннадцати вечера летом. Но несомненно, что-то подобное существовало и раньше, просто не все документы дошли до нашего времени. Зато сохранились счета на большое количество свечей, закупленных для этой цели. А в отчете о ремонте уборной и очистке выгребных ям Ньюгейтской тюрьмы в 1281 году прямо сказано, что это заняло пять ночей и потребовалось для этого тринадцать человек. Люди, чистившие уборные, получали 7 пенсов за ночь, а каменщики (одни из самых высокооплачиваемых квалифицированных рабочих в Средние века), ремонтировавшие туалет, – 5 пенсов за ночь. Надо учитывать еще, что заработки в то время были прилично ниже, чем во времена уже упоминавшегося Генри Айвори: они выросли в середине XIV века, после эпидемии чумы, когда сильно уменьшилось количество рабочих рук.

<p>Вывоз мусора</p>

Однако не все отходы уходили в выгребные ямы. По улицам регулярно проезжали специальные повозки, вывозившие из города «твердые отходы», которые было положено выносить к их приезду. Думаю, некоторые читатели могут вспомнить свое детство, когда ведро выносили не в баки, а к мусорным машинам. Впрочем, существует такая практика и сейчас – в рамках борьбы со стихийными свалками в сельской местности по деревням пускают машины, к которым можно приносить мусор. Все новое, как обычно, оказывается хорошо забытым старым.

Надо понимать, что средневековый мусор очень сильно отличался от современного. В нем не было не только пластика, который еще не изобрели, но и многого другого, что сейчас заполняет мусорные контейнеры. Металл был дорог, и его, конечно, никогда не выбрасывали, бумага в Европе появилась только в XI–XII веках и была крайне ценной, любой ненужный кусочек дерева шел на растопку. Старую одежду даже в плохом состоянии всегда можно было продать или отдать старьевщикам, где ее перешивали и продавали беднякам. Ткань служила, пока не превращалась в ветошь, которой тоже находилось применение – совсем ни на что не годные лоскутки использовались в качестве туалетной бумаги (для этих целей также применялся непряденый хлопок и даже мох). Источники молчат о подробностях, но рискну предположить, что перед использованием лоскутки окунали в воду – в Средние века люди были вполне практичны и не могли не заметить, что так гораздо экономнее (так же как сейчас реклама призывает нас в целях экономии и удобства покупать влажную туалетную бумагу).

Так что в качестве «твердых отходов» выступал в первую очередь навоз. Дороговизна земли не позволяла держать в городах большое хозяйство, но все-таки лошади у всех состоятельных людей были, а кто-то мог держать и собственную корову, и всякую мелкую живность. Кроме того, видимо, среди вывозимого мусора были различные очистки от овощей, требуха и тому подобные отходы от приготовления пищи. Все это собирали и продавали фермерам в качестве удобрений. Выносили эти «твердые отходы», как я уже упоминала, к тому времени, как за ними должны были приехать, держать их сваленными в кучу на улице строго запрещалось, за это штрафовали.

<p>Ночные горшки</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология