Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

И эта арифметика неумолима. Нам нет нужды представлять себе, в традиционной манере, что легионы про́клятых далеко превзойдут по численности приятную компанию спасенных. Давайте представим взамен, что вечной погибели будет предана одна-единственная душа, а все прочие войдут в покой Царства. И нам нет нужды считать эту душу безвинной, подобно беспомощному ребенку из Ваниного вопроса, или хотя бы внушающей некоторое сочувствие. Пусть это будет кто-то совершенно отвратительный – скажем, Гитлер. Даже в таком случае, как бы мы ни воспринимали участь этой единственной презренной души в связи с Божьими намерениями, никакое обоснование божественного решения сотворить из ничего не может сделать его понятным в моральном отношении. Это, разумеется, очевидно в случае систем, исходящих из предопределения, поскольку с их мрачной точки зрения эта жалкая, нелепая, но, к ее несчастью, обладающая сознанием марионетка, ввергнутая в пучину ада, явно существует лишь ради устрашающего зрелища божественного владычества. Но тогда для искупленных, каждому из которых, пожелай того Бог, точно так же могло бы быть отказано в действенной благодати (поскольку никто не заслуживает спасения), – кто для них этот несчастный, претерпевающий окончательный гнев Божий, как не их заместитель, их искупитель, тот, кто страдает вместо них, – их Христос? Должен сказать, лично я нисколько не возражаю против того, чтобы Гитлер очистился от своих грехов и спасся, сколько бы эонов невообразимо мучительного очищения в аду для этого ни потребовалось, но я решительно против того, чтобы Гитлер, навсегда увязнув в своих грехах, служил моим искупителем в некой теневой вечности бесконечного мучения, вознося свои страдальческие вопли в качестве цены моей надежды на спасение. Сама эта мысль низводит основные положения христианской веры до уровня дешевых поделок. Чем, в сравнении с этой чудовищной жертвой, этим нескончаемым и отвратительным приношением безграничного страдания, был бы тогда крест Христов? Сколь уменьшился бы он для нас? И до чего? До неудачного дня? До мимолетного недомогания бесконечного? И чем, поистине, была бы тайна Бога, становящегося человеком ради того, чтобы совершить лишь частичное избавление тварного порядка, в сравнении с куда более глубокой тайной ничтожного человека, становящегося страдающим богом, от вечного всесожжения которого зависит в итоге весь порядок творения? Незначительным жестом на фоне великого деяния? Второстепенным, локальным домостроительством внутри тотальности всеобщей икономии?