Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

Опять же, реформатская традиция, на мой взгляд, заслуживает в этом отношении похвалы просто за ту интеллектуальную честность, с которой она возводит божественное владычество в статус абсолютной богословской ценности, причем владычество в смысле чистой непостижимой власти. Однако, увы, честность не тождественна убедительности. Эпистемологическая цена этой прямоты огромна – результатом фактически оказывается полное эпистемологическое оскудение, – потому что реформатское богословие всё еще догматически обязано приписать Богу все те предикаты (за исключением «любви», очевидно), которые мы находим в Писании, и таким образом должно назвать Бога «благим», «справедливым», «милосердным», «мудрым» и «правдивым». Однако, как легко видеть, обрамляющая все эти термины доктрина сделала их эквивокальными, и эта эквивокация неизбежно заразна; она сводит весь богословский язык к пустословию, ведь теперь ни на что в нем нельзя положиться. Система в конечном счете оказывается лишенной и логического, и семантического содержания: она не означает ничего, невозможно ни верить ей, ни сомневаться в ней, это просто формальная упорядоченность внутренне пустых знаков, не более истинная и не более ложная, чем любая другая чисто абстрактная структура. И суровое учение о «полной греховности» человеческого разума явно не может служить прибежищем, поскольку таковое просто раз за разом воспроизводит проблему эквивокации, пусть и в пристойном облачении чопорной угодливости. Если вера и в самом деле настолько лишена очевидной разумности, тогда это даже не вера, ибо у нее отсутствует сколько-нибудь вразумительное содержание. Так, даже если бы традиционный кальвинист был прав, он ошибался бы, веря в собственную правоту. Говоря словами Джона Стюарта Милля (из его Рассмотрения философии сэра Уильяма Гамильтона), «сказать, что Божья благость может существенно отличаться от человеческой благости, не то же ли самое, что сказать, лишь слегка изменив фразеологию, что Бог, возможно, и не благ?». Впрочем, повторюсь, от этого заражения эквивокацией страдает не только реформатское богословие; она поражает всякое богословие, включающее в себя понятие вечного ада, – то есть почти всю христианскую традицию.