Чтобы помнить

Она жалась ко мне, открывая доступ к беззащитной шее, к упругим полушариям груди, выпячивая их вперед, напрашиваясь на ласку, а я с не меньшим желанием, набрасывался на ее губы, мял ладонью грудь. Меня захлестнули различные эмоции, одной из которых была эйфория, стоило мне дотронуться до столь желанного сейчас тела. Нет, в тот момент я еще не знал, что это мясо виновато, в тот момент я считал это своими эмоциями ни сколько не навязанными. С остервенением и скоростью, которой мог позавидовать даже самый быстрый хищник, я избавлял ее от одежды, но и она не оставалась неподвижной, далеко не безучастной. Помогала руками, участвуя в процессе избавления от мешающей сейчас одежды, вздрагивала под напором моих ласк, когда сжимал ее грудь чуть сильнее, но далеко не от страха. Она горела вместе со мной в обоюдном нахлынувшем желании, отчаянии обладать друг другом, что-то стерло все грани, откинув статус «хозяин-рабыня», позволив наслаждаться друг другом какими бы разными не были.

Когда же я наконец взял ее, входя в ее податливую плоть, не заботясь об условностях с кроватью, прямо там возле костра на четвереньках, потянув за огненные волосы на себя и впиваясь в беззащитную шею обжигающим поцелуем, клеймя ее, пещеру огласил крик блаженства, довольный, приветствующий мои действия. Моя, моя, твердило мое сознание. Моя рабыня, моя женщина, моя Маира…

Она поддавалась то вперед то назад, вторя моим движениям, насаживалась на мою плоть, а я, сжимая хрупкое тельце в своих руках, брал добровольно отданное с неистовым голодом оголодавшего путника. Я был голоден до нее.

Сначала возле костра, после — лениво на импровизированное постели и все под сбивчивый шепот Маиры, только и выкрикивающий «да, пожалуйста, да», — я в ней, она — во мне. Это было подобно яркой вспышке, казалось, что в пещере пылал не костер, а мы, сжигаясь с обоюдной страсти.

Это было настолько удивительно, откинуть сковывающие нас покровы привитых жизненных устоев, что мне захотелось повторить на следующий день… И если тому виной мясо, снова съесть его или хотя бы накормить им Маиру, чтобы она перестала быть той скованной рабыней, которую я привык видеть в колонии. Не молчаливо сносящей мои пытки, коими считала наше соитие, а снова той — жгучей, огненной, как ее волосы, страстной и невероятно желанной добычей.

Такую женщину не отпускают, точно не по доброй воле, точно если ты что-то понимаешь в этой жизни. Даже не будь она рабыней, у нее не было бы шанса уйти от меня, не зря наша слюна наделена теми свойствами, что позволяют удерживать возле себя женщин даже против их воли, лишая воли как таковой, а после замужество, закрытый особняк. Откуда женщина и шагу не ступит без разрешения своего мужа воина. Не все пользуются природным преимуществом, но бывает и такое.

Да, наши женщины сильные, в прошлом тоже воительницы, и ни одна уважающая себя, с сильная волей, не позволит так с собой обходится, будет защищаться до последнего. Не позволяя нашей слюне, с подключенными рецепторами подчинения, повлиять на нее, но если мужчина увидел цель, хочет именно эту женщину, его мало волнует достижение этой задачи. Поэтому некоторые наши женщины свободны лишь до замужества, хотя в большинстве своем они именно к замужеству и стремятся, обзавестись потомством, детьми… Но бывает и по-другому — насильно, под влиянием афродизиака, навязано… после жены смиряются, тогда им послабляют условия. Все же они не рабыни, чтобы сидеть на привязи, как бы многим поим соотечественникам не хотелось.

Маира, тягуче протягиваю ее имя, не Эм, именно Маира. Пропускаю огненные пряди сквозь пальцы, пока девушка мирно посапывает, уставшая после нашего марафона, снова и снова возвращаясь к жаркой ночи. Она была такой страстной, отзывчивой, совершенно не похожей на мою жалкую рабыню. Она была другой. Такую ее не хотелось отпускать ни за что. Не то чтобы у меня было в планах ее отпускать, но такую берегут, ведь такой дар, без добавления феромонов, получать отдачу не может быть утерян — это самый важный приз в бесконечной гонке за благами.

Но стоило наступить утру, а рабыне проснуться, как все изменилось. Она изменилась… шипела, угрожала, даже кричала истерично, стоило мне притянуть ее к себе, снова попытаться заключить в свои объятья, из которых она ловко вывернулась стоило ей только придти в себя после сна.

Осознав, что между нами было, Маира стала холоднее планеты, на которой я провел несколько лет, работая мастером, даже Сориус не мог сравниться тем льдом, что плескался в глазах, готовых меня заморозить намертво и будь у Маиры такая способность я бы уже лежал глыбой льда у ее ног.